же в автобусе сказал: обедать будем в больнице, ну и ещё, кто на дежурстве, тот на круглосуточном гособеспечении.
Вспомнив Лисёнка, стоявшую на «Новогиреево» с двумя набитыми жратвой чемоданами, я против воли сглотнул опять набежавшую голодную слюну.
– Зато бухла нормального – выше крыши! В Москве такой сортамент днём с огнём не сыщешь! – Юрастый задумчиво причмокнул губами. – «Алазанская долина» бэ-э-лая, «Алазанская» крас-с-ная, ликёры, коньяк армянский три звёздочки, Миха, не поверишь! – ереванского разлива, без бодяги!
– Ну да, – встрял Толик, – тут такое не пьют.
– А что пьют? – спросил я.
– Самогон из картошки гонят. Водяру, естественно. И одеколон, – тут Толик замешкался. – Но это последнее дело уже, это если совсем припрёт.
– Самое последнее – это политуру высаливать, – поделился я с Толяном знаниями по общей токсикологии.
– Короче, мы взяли, – Лёшка уважительно кивнул на сумку. – Я пойду у девчонок тарелок стрельну, если есть…
– У меня есть! – опять встрял Толик.
– Ну, всё равно схожу, посмотрю, как они устроились. Юрк, давай, пожарь яичницу из этого боя, а то, не ровён час, стухнет.
– Говно вопрос, – согласился Юрастый. – Только сначала смазать бы надо.
– Конечно! – подытожил Лёшка. – Мих, сходи, ашхабадских пригласи, а то сидят там сычами. Нехорошо без них. – Я было собрался за Мамедом и Азатом, но тут дверь открылась. Они меня опередили.
– Вот, докторская, – Азат извлёк из пакета полбатона колбасы по два-девяносто.
– Запасливый, – заржал Юрастый.
Мамед молча аккуратно положил на стол сверток. Я принюхался. Из недр пергаментной скрутки исходил божественный аромат.
– Бастюрьмя. Нашь мяса, вялёний. Отэц делаль.
«Жизнь налаживается, гурманы?», неизобретательно подъебнул Джинни. «А хули ты думал?!», гордо парировал я, а вслух спросил:
– Толь, пить будешь?
– Буду! – пискляво чирикнул Толян, возникая на пороге с уже известной мне эмалированной миской.
Только мы выпили по первой, как дверь отворилась, и чуть ли не строем зашли Бабочка, Лисёнок, Маша Сапожникова и Грязнова. Трое первых были с ломящимися от жратвы тарелками, а Вера Грязнова бережно несла Машунькину «соньку» и стопку кассет.
– У вас комната большая, а у нас-то совсем тесно, – сказала Лисёнок, расставляя еду по столу. – Лёш, пойдём к нам за вторым столом и стульями, а то всем места не хватит.
– Лёша, Лёша, не надо, я вместо тебя схожу! – спрыгнул со стула Толян. – Девушки, ваш номер какой?
Я сидел слева от пахнущей чем-то неземным Машуни.
– Ты знаешь, что у нас с тобой первым циклом – роддом? – её щека почти касалась моей.
– Не, Маш, не знаю. Мне никто ещё не говорил.
– Ну, считай, что я и сказала.
– Так это завтра с утра – прям туда?
– Нет, утром всем к главному врачу, на вводную.
– Вот-вот,
