ночевать мне в лесополосе с волками, последний автобус и единственная электричка уйдут без меня. «Пока – пока». Повернулся и побрёл. Печорин, бля.
* * *
– Сигарету хочешь?
– Давай.
– Я – Даша.
«Даша – радость наша».
– Откуда ты, гимназистка? Сколько тебе? Судя по виду, за тебя больше лет дадут, чем тебе есть.
– Ты смешной.
– Ну да. Я охуенно смешной.
– Смешной. Даже когда ругаешься.
– Прости. Вырвалось.
– Ладно. Не за что. Я тоже ругаюсь. Иногда…
* * *
Ошибся в последней цифре. Карандаш соскользнул. На хера мне карандаш?!
– Аллё.
– Это я.
– Ты где?
– Недалеко.
– А вчера где был?
– Тоже… недалеко.
– Недалёкий ты, – так и слышу, как её лицо расцветает улыбкой. Точно, стоит, плечом к косяку, в правой – телефонная трубка, левой косу теребит. Она её всегда теребит, когда по телефону разговаривает.
– Недалёкий. Ты права.
– Приходи.
– Уже иду.
– Пирожки вчера испекла, остыли давно. Сейчас в духовку разогревать поставлю.
И никаких упрёков.
«И-ди-о-от!» – Лёликом из «Бриллиантовой руки» громыхнул Джинн. Со всем мне предъявленным безоговорочно согласен, мрачно кивнул я.
* * *
Когда она расплетает косу, я теряюсь. В ней, в себе, в жизни. Со мной раньше никогда так не было. Не было, потому что и быть не могло. Никак не могло: мою первую женщину зовут Даша. Ей восемнадцать, она на втором.
Время пошло. Двое свежеслепленных из вечной глины, с едва-едва вдохнутыми душами, в одном континууме – это не про позы и технические подробности. Это про гремучую смесь. Это про критическую массу. Это – про сотворение мира.
– Какой день сегодня?
– Наш… А что?..
Ты права. День теперь всегда один: первый.
Силуэт в рамке оконной рамы. Четыре утра. Не вижу тебя – зачем?! – и так без ошибки угадаю каждую твою ложбинку. За запотевшими стёклами ноет сверлящей невралгией больной стылый апрель, но ты всё равно: распахиваешь окно настежь – «дышать!»
– Тебе не зябко?
– Ну что ты… тепло!..
– Молока, молока возьми, не забудь! И опять ты без шарфа.
Когда у вас обоих исчезают имена, следом – прозвища, и остается лишь «ты» —
на
два
голоса —
а «я» оказывается вне закона – наверное, это серьёзно. Только как знать? – ведь всё в первый раз. Это же сотворение мира.
* * *
Небо над Курским бессильно прохудилось, но мне было наплевать. Из вестибюля метро я выбрался сразу
