железнодорожной станции в горах. Казалось, что про него и ее все забыли.
В Москву вернулась в тоскливом настроении. Ее полностью зациклило на воспоминаниях о романтических приключениях в горах, и она пребывала в догадках о причинах неожиданного финала. Каждый день проверяла почтовый ящик, ждала писем из Чехословакии. Зарубежных конвертов не было.
Летние события, как ластиком, начисто стерли из памяти Урбановой высокого парня в белых одеждах, перед которым «расступались столы с зелеными лампами» в воздушном зале библиотеки имени Ленина.
Притащился декабрь со снегом и дождем вперемежку и с отвратительным месивом на тротуарах. Мерзкие тучи стояли стеной и не давали солнцу даже ничтожной надежды бросить беглый взгляд на Москву. Урбанова практически каждый день проводила в Ленинке. Сумерки заполонили город.
– (Рано темнеет, еще только четыре часа), – подумала Урбанова и включила настольную лампу. Ей нравились темно-зелёные абажуры с мягким теплым светом, по-домашнему падающим на пожелтевшие страницы книг. В читальном зале было тепло и уютно, особенно в зимние дни.
Она сняла очки. Из-за неправильно подобранных к ее астигматизму стекол долго читать не могла, текст не фокусировался, двоился, расплывался. Алёна отвлеклась от журнала и посмотрела замутненным взглядом в проход. Перед ней стоял тот самый длинноволосый парень, из весны, но уже не в белом одеянии. Урбанова поморгала, думая, что это призрак, возникший от перенапряжения. На сей раз молодой человек был одет в нечто темно-синее, напоминающее военно-морскую форму. Алёну опять обожгло. Объяснить, что значит это «обожгло», практически невозможно, но она отчетливо поняла, что если сию же минуту не сделает первого шага, то пропустит в своей жизни что-то очень важное. От Питера не осталось даже самого скромного воспоминания.
Урбанова вырвала из общей тетради листок, сложила его пополам и в спешке написала какую-то чушь: «Милостивый государь… увидеть вновь и не подойти… – а в конце:… Прошу Вас не делать эту записку предметом смешливого обсуждения. Уверена, Вы благородны настолько, насколько красивы». И номер телефона.
Встала, превозмогая мелкую дрожь, сгребла свои вещи в сумку и направилась к столу, за которым сидел парень. Вдруг ей стало стыдно, и показалось, что она идет не по библиотечному залу, а по подиуму и что все читатели смотрят на нее с недоумением. Голова транслировала бормотание их мыслей. В полумраке зеленых абажуров показалась охапка светлых, взбитых кудрями волос незнакомца, лицо склонилось над книгой. Алёна приблизилась, преодолевая нерешительность, положила перед ним записку, сразу же развернулась и направилась к выходу.
– (Я сделала всё, что могла! Будь что будет).
Нахимов не понял, что произошло. Он сидел и спокойно читал «Большую советскую энциклопедию», всё подряд без разбора, отдыхая от научных журналов. Перед ним появилась «божественная рука», почти как в «Сотворении Адама» Микеланджело на своде
