style="font-size:15px;"> – Хватит юродствовать, дорогая. Конечно, же, я говорю про моего любимого Эроса.
– Да, говорите вы про него скока хочете, а вот кто мне посуду мыть будет? С вашими разговорами бы только бездельничать…
Звездина гордо развернулась и не менее гордо снесла свое грузное тело на кухню, мыть посуду.
Якобы вдова академика осталась в прихожей одна. Нервничая, она трясущимися руками, начала быстро шарить по полочкам и ящичкам в поисках прочных веревок для связывания своего любимого. Она добралась до самого нижнего ящичка, и, согнувшись в три, нет, в четыре погибели, усердно рылась там, как вдруг над её ухом возник «огнедышащий тройным перегаром» безвинно усопший – живой и невредимый Эрос и чмокнул её в ушко побагровевшими губищами.
– Эвочка! Ты?!
Эвочка так и упала навзничь на пол, слетев со своих, согнутых в коленках, затёкших от неудобной позы, кривеньких и худеньких ножек, а в руках она крепко держала два мотка веревок.
– Это вы? – только и смогла прошептать, уже чуть было не новоиспеченная молодая вдова.
И закрыла глаза. Больше ей мечтать было не зачем…
Эрос, как закоренелый интеллигент, тут же на крыльях любви бросился на помощь даме. Не просчитав верно траекторию полёта, он упал и улегся рядом с любимой, на том же придверном коврике.
Его распухшие от усердных винных возлияний, уже не губы, а губищи продолжали свое дело, и нащупав ими в очередной раз следующее ухо своей жены, он, сладострастно причмокивая, вожделенно сопел и шептал, упавшей в обморок Колготкиной:
– Эвочка! Я это! Я! А кто же боле? Родная моя, как я соскучился! Проследуем же, солнце моё, радость моя, в покровах темноты на наше супружеское ложе. И займёмся там утехами любви.
Во время его заключительных фраз, Колготкина уже стояла в проёме бронированных шпоном дверях, хотя академик всё еще лежал, с закрытыми глазами на полу и соблазнял молодую женщину. Глядя, на соблазнителя сверху вниз, она ему в ответ не только ухмылялась.
– Ага, утехи любви! Если бы вы ими также занимались, как красочно говорите. А то кроме разговоров об утехах, до самих утех дело никогда не доходит.
– Эвочка, вы неправы. В абсолюте, вы неправы. Во всех энциклопедиях мира, вы найдете сообщения о том, что женщины любят ушами…
– Ага, а мужчины желудком с глазами, – перебила его Колготкина.
– Ну, Эвочка! Радость моя! – канючил лежащий на полу профессор, не находя в себе сил, чтобы подняться. А руку помощи ему не протягивал никто.
– Ладно. Вставайте уже, идите, ждите меня в опочивальне, я приду. Когда – нибудь.
Расстроенная Ева открыла входную дверь и ушла туда, откуда пришла.
Воодушевленный её словами, профессор кое-как переполз в спальню и прождал там супругу до глубокой ночи.
Не потеряв надежды, полюбить в этот день хоть что-нибудь, хотя бы желудком, научный деятель пришлёпал на кухню, где громко и звонко гремела кастрюльками,
