как же. Она, знаешь ли, вообще не из разговорчивых.
Филин нахмурился.
На причале никого не обнаружилось. Оставив Рыбьего Царя сторожить судно, мы втроем отправились в город.
– …мелирование, а еще, пожалуйста, подвейте немного кончики. И не забудьте про педикюр!
Голос был таким громким, что от него содрогались кроны осенявших бульвар пальм.
– Какой здоровенный педик!
Мы со Жбаном прижались носами к стеклу. Стекло было витриной то ли цирюльни, то ли салона красоты. На вывеске значилось «В гостях у мадемуазель Ве**ры». Две средние буквы в имени владелицы то ли отвалились, то ли их убрали специально. К названию прилагалась картинка с пышногрудой красоткой – видимо, самой мадемуазель. Сквозь горы баночек, бутылочек и флаконов с золочеными пробками виднелась внутренность заведения. Там сидел на кресле перед зеркалом огромный накачанный мужик. Бронзовый загар его плохо сочетался с ядовито-розовым лаком на ногтях. Мужик помахивал рукой в воздухе – похоже, сушил лак. Вокруг атлета суетился маленький, лысоватый и невзрачный цирюльник с полотенцем и помазком.
Филин, который считал ниже своего достоинства пялиться сквозь витрину, подошел ближе.
– Это не педик.
– Ну да, а кто же? Ты на ногти его посмотри! – Жбан восхищенно ткнул пальцем, оставив на стекле грязный отпечаток.
– Это… это, дети мои, Геракл.
Мы со Жбаном развернулись и уставились на Филина. Я осторожно потрогал его лоб и спросил:
– У тебя, случаем, жара нет? На солнышке перегрелся?
Филин снисходительно улыбнулся:
– Пока ты охотился на ужей и строил глазки дриадам, я обучался. Знаешь, что это значит? Я читал книжки, посещал музеи и картинные галереи. В том числе и те, где во многих копиях тиражировался наш герой. – Он повел подбородком в сторону цирюльни. Тыкать пальцем Филину не позволяло изящное воспитание.
Жбан растерянно улыбнулся. Образованность всегда его подавляла.
– Верно, – неожиданно буркнул он. – Вон шкура лежит.
– Она полосатая, – тактично заметил я, – и полоски зеленые.
– Ну да, полосатая. Тигриная. Помню, нам Аристотель что-то впаривал… «Рыцарь в тигриной шкуре» или что-то вроде того.
Я ограничился вздохом. Филин озвучил мою мысль:
– Всем ты хорош, Жбан, но для полного совершенства тебе стоило бы родиться немым.
Пока Жбан обдумывал оскорбление и сжимал кулаки, на пороге заведения появилась грудь. Грудь несла за собой небольшую изящную головку с обесцвеченными локонами – всем хорошую головку, кабы не два лишних подбородка. За головкой двигалось и остальное тело. Рыжие ресницы дрогнули, и увеличенная копия красотки с вывески пропела:
– Мальчики! Что будем делать? Стрижка, бритье, массаж? Орошение кишечника?
Взгляд зеленых глаз хозяйки рассеянно скользил по нашим лицам, пока не остановился на моем. Тут глаза расширились, и на губах
