выражение.
– Ах, Язон. Он не живет в городе. Покрутился тут какое-то время и решил вдруг заделаться отшельником. Ищите его на острове, на реке. Он там, кажется, капусту разводит или что-то в этом роде.
Из-за моей спины просунулось с дюжину рук с фотографиями знаменитости.
– Ааавторгаф! Пааажалуйстааа! – простонал тонкий девичий голос.
Таким, возможно, Ламия заманивает в могильную тьму младенцев. Ахиллес покорно вытащил из кармана «паркер», отвинтил золотой колпачок и принялся выводить затейливые подписи – но мы уже выбирались из толпы.
– Не проплывем! Точно не проплывем, я тебе говорю. Я еще, когда мы наверх шли, специально посмотрел – там сплошные отмели. Завязнем.
Мы стояли на пирсе и пререкались. Остров тянулся выше по течению полоской речного тумана. Темные купы деревьев, легкий дымок над кронами – все это было очень близко, но оказалось недосягаемым.
– Может, вплавь? – нерешительно предложил Жбан.
Филин постучал костяшкой согнутого пальца по лбу:
– Вплавь? По Ахерону? Пишите письма. – Он безнадежно поглядел на остров. – Вот ленивые гады. Хоть бы паром какой пустили…
– Куда едем, молодые люди?
Старческий голосок был подозрительно знакомым. Обернувшись, мы уставились прямо в морщинистую физиономию Флегия. Золотой зуб окатил нас сиянием. Старец улыбался.
– А… – начал Жбан.
– Сколько? – деловито поинтересовался Филин.
– Как сказать, как сказать… – Пальцы старика зашевелились, неприятно напомнив клубок змей. – С почтенных горожан я беру сестерций. С почтенных гостей города – драхму. А с таких нахальных молодых ублюдков, как вы, никак не могу взять меньше динария. Увы. – Он снова расцвел улыбкой.
– Может, просто тюкнем его по голове и угоним лодку? – Жбан, как всегда, был непосредственен и предприимчив.
– Не выйдет, господа, не выйдет, – развеселился перевозчик, – лодочка-то моя с норовом. Как бы не взбрыкнула и не пришлось вам отведать мертвой водички, хе-хе. Будет крайне неприятно вытаскивать таких молодых и одаренных героев из реки багром.
Я пересчитал наличность. С месяц назад Паллада расщедрилась и оставила мне мешочек новых драхм, но половину мы тогда же спустили на соляру и на жратву. Оставшееся не радовало глаз. Я подкинул на ладони несколько серебряных монеток. Ужасно жаль было тратить их на старого выжигу, но делать было нечего.
– Вот динарий. Подавись, гад.
Перевозчик схватил монетки и жадно пересчитал.
– Действительно, динарий. Кто бы мог подумать, что такие голодранцы… то есть такие молодые и красноречивые господа еще к тому же и богаты. – Он аккуратно ссыпал серебро в мешочек, затянул тесемки и спрятал кошель за пазухой. – Ну-с, кто поедет?
Полюбовавшись с минуту нашими вытянувшимися физиономиями, перевозчик счастливо осклабился:
– Динарий – плата за одного. Если едут все трое, приложив ничтожное
