я буду?”
В данном случае мы имеем дело не столько с осмыслением, не столько с “философией”, сколько с выражением эмоционального состояния: недоумение человека при мысли о бесконечности природы и бесследности своего ухода из жизни, невозможность примириться с мыслью о смерти.
Стремление писателя как-то преодолеть смерть, его несогласие с преходящностью жизни приведет к выработке определенной “философской” позиции, к смешению христианских и буддистских идей, к системе личностного эклектизма, что наиболее ярко будет представлено в романе “Жизнь Арсеньева. Юность”, книге “Освобождение Толстого”, рассказах “Темных аллей”.
Смерть, умирание, а тем более загробная жизнь – не даны человеку как его внутреннее состояние, как переживание, запечатлеваемое памятью, поэтому естественно: чем сильнее чувственное, телесное восприятие мира, тем непостижимей – смерть.
В романе “Жизнь Арсеньева. Юность” автобиографический повествователь вспоминает начало своего писательского пути, прослеживает, как вырабатывались эстетические установки, одно из положений которых:
“Если писать о разорении, то я хотел бы выразить только его поэтичность”
В рассказе “На хуторе” воплощена эта “поэтичность” разорения, и сделано это вполне бунинскими средствами – через описание ощущения персонажем своего “кровного родства” с природой, через наделение персонажа собственными – авторскими – особенностями мировосприятия и мироосмысления.
2.5. Судьба как жизнь провинциального служащего
В плане такой проспекции может быть прочитан рассказ “Учитель” (1894).
Главный персонаж – учитель Николай Нилыч Турбин. Ему – “двадцать четвертый год”, он – сын дьячка. Работа для него скучна, утомительна. Судьба вроде бы благоволила ему, он приглашен к богатым Линтваревым, но в гостях он напивается, его выдворяют. Рассказ заканчивается описанием пьяного застолья, утренним пробуждением персонажа, репликами окружающих людей:
“Вот те и педагог!”, “Пропал малый!”, “Сирота небось!”
Как и многие другие персонажи, Турбин наделяется авторским восприятием природы.
“Не спеша, учитель всходил на гору. Село лежало в широкой котловине. Ровно тянулся ввысь дым завода; в ясном небе кружили и сверкали белые голуби. На деревне всюду резко желтела новая солома, слышался говор, с громом неслись через мост порожние телеги… А в открытом поле – под солнцем, к югу – все блестело; к северу горизонт был темен и тяжел и резко отделялся грифельным цветом от желтой скатерти жнивья”
Хотя после данного описания и говорится, что “за думами о помещичьей жизни он совсем не видел простора, красоты, которая была вокруг”, персонаж все-таки видит то, на что ему “указывает” автор.
“Все тонуло в ярких, но удивительно нежных и чистых красках северного утра. Выгоны,
