членами социума. Ср., например, целиком иронический анализ «Евгения Онегина» Д. Писаревым в статье «Пушкин и Белинский» или различные объекты иронии в современных газетах разных направлений.
5. Метафора национальна, что не раз отмечалось разными исследователями, в отличие от метонимии, которая в своих регулярных моделях интернациональна. Ирония в этом отношении гораздо ближе к метонимии, хотя, очевидно, некоторые способы языкового выражения иронии могут иметь специфические национальные черты.
6. Иронические высказывания нередко содержат переадресовку оценки, что совсем не свойственно метафоре.
7. С точки зрения охвата лексического пространства языка, ирония и метафора обладают разными возможностями: иронии подвластны все слова и все типы значений, (включая и метафорическое) всех частей речи: знаменательных и местоименных, самостоятельных и служебных (частицы), а также модальных. Метафора ограничивается меньшим охватом лексики, реализуясь в системе знаменательных (не местоименных) слов.
Иначе говоря, каждое слово может употребляться иронически, но не каждое метафорически.
В начале главы мы коснулись взаимопроникновения тропов. Отмечено, что существуют гиперболические сравнения, гиперболические метафоры. Если говорить об иронии, то она совмещается со всеми видами тропов: существуют иронические сравнения, их не раз отмечали, один из примеров приводит Потебня в цитированном выше определении иронии. Ср. также распространенное: нужен как рыбе зонтик, разбирается (в чем-то) как свинья в апельсинах и т. п. Ирония нередко совмещается с метафорой (об этом также писал Потебня), в том числе и гиперболической: Он просто Геракл (Аполлон); у нас жизнь – рай, а также с метафорой преуменьшения, если карликом, клопом называют огромного человека.
Таким образом, можно сказать, что ирония – фигура, которая находится над разными видами тропов, периодически опускаясь до их уровня и соединяясь с ними, образует «сверхтропное единство».
3. Глубинная семантическая структура иронии
Несмотря на разнообразие форм проявления иронии, масок иронизирующих и получаемого иронического смысла, мне представляется возможным выделить нечто общее в глубинной семантической структуре иронии.
Предлагаемая мною гипотеза такова: в глубинной семантике иронии лежат перевернутые (алогичные, противоестественные, часто абсурдные) причинно-следственные отношения. Это относится как к текстовой, так и к вербальной (локализованной в слове) иронии.
Причинно-следственные отношения, на наш взгляд, включают, кроме собственно причины и следствия, также отношения пояснения, цели, условия, уступки, соответствия и противопоставления.
Авторы некоторых грамматических исследований все эти виды отношений относят к сфере обусловленности. Ср.: «К сфере обусловленности в широком смысле слова относятся условные, причинные, уступительные отношения, а также отношения цели и следствия. Весь
