стране, под нажимом страны-победительницы – СССР, возглавляемой Сталиным, установлен был строй, близкий к тоталитарному.
И так во всех странах Центральной Европы – в Польше, Болгарии, Венгрии, Румынии… Все эти страны стали сателлитами Советского Союза (то есть – его приспешниками, исполнителями его воли). Тут то еще надо иметь в виду, что все эти страны, кроме Польши, участвовали во Второй мировой войне на стороне Гитлера, – и Сталин после Победы добился у союзников права распоряжаться судьбами народов этих побежденных стран.
Лучше всего покажет вам атмосферу в послевоенной Чехословакии – так сказать, изнутри, – первый роман замечательного чешского писателя Милана Кундеры, написанный в 1962 году (сегодня этот писатель у нас широко известен, вышло много его книг). Автор чудом ухитрился отстоять свою книгу в цензуре (такие вещи случались), и ее напечатали как раз в 1967 году, в преддверии «пражской весны» 1968 года: ведь одним из требований инициаторов этой «весны» и была свобода печати.
26. «Шутка» Кундеры
Самого Кундеру исключили из компартии в 1950 году за «ошибочные взгляды»: так было принято в мире «социализма». (Слово это приходится помещать в кавычки, потому что никакого такого «социализма», описанного Марксом и Энгельсом, нигде так и не получилось; но подробней об этом – позже, в свое время.) В 1956 году, после начала Оттепели, его восстановили. А в 1969–1970 уволили с работы.
Все его книги изымаются из продажи, и он не может больше печататься в своей стране. Кундера вновь исключен из партии – теперь за участие в «пражской весне» 1968 года.
В 1975 году ему разрешили из Чехословакии выехать по приглашению французского университета (до этого он был, как многие и у нас, «невыездным»). А вслед за тем лишили гражданства. И он навсегда поселился во Франции.
Правящая в Чехословакии, как и во всех странах-сателлитах, коммунистическая партия отняла у него не только родину, но и родной язык. Живя постоянно во Франции, он постепенно – можно сказать, вынужденно – стал писать по-французски. И мог бы сказать о себе словами В. Набокова (который тоже, как известно, оторванный от России и русского читателя, с годами стал писать по-английски): «…Променять на чужое наречье / Все, что есть у меня, – мой язык».
В романе «Шутка» рассказывается про студенческие годы героя – конец 40-х – начало 50-х. Он получает от знакомой девушки Маркеты письмо о ее занятиях на двухнедельных партийных курсах. (Это было нечто вроде «университетов марксизма-ленинизма» в Советском Союзе: туда посылали учиться всякой политграмоте после рабочего дня членов партии – «в порядке партийной дисциплины», то есть отказаться было нельзя.)
Письмо «было таким же, как и она сама: исполненным искреннего согласия со всем, чем она жила. Все ей нравилось: и утренняя пятнадцатиминутная зарядка, и доклады, и дискуссии, и песни, которые там пели; она писала, что у них царит “здоровый дух”, а от усердия добавила еще свои соображения о том, что революция на Западе не заставит себя долго ждать.
В конечном счете я соглашался со всем, что утверждала Маркета, верил даже в близкую
