еще один нерешенный вопрос, и – вот ей-богу! – он понятия не имел, как его следует решать.
…или сделать вид, что никакого такого вопроса вообще нет?
Искушение велико.
Поддаться ему – значит ввязаться в еще более темные дела, чем те, в которые ввязался Василий Дмитриевич.
Не поддаваться – значит потерять нечто драгоценное, такое, что потерять ни за что не хочется!
Олег помедлил, поглядывая на старика и прикидывая свои возможности.
Решимость улетучилась куда-то, как будто растаяла в сигаретном дыме, который неподвижно висел в тесной комнатке.
Старик, сгорбив плечи, грустно смотрел на графинчик, видимо, прикидывал, на сколько его хватит, если регулярно прикладываться.
Неприятности мне не нужны, сам себе сердито сказал Олег Петрович. Мне и без того хватает забот.
– Икону я верну вам завтра, – неприятным голосом проговорил он. – Гена привезет. Вы положите ее в тайник, только не забудьте и ее как следует протереть!
– Голубчик мой, Олег Петрович, а может, икону… того? Может, не надо икону? – заскулил Василий Дмитриевич. – Никто ведь не знает, что она там… была, а? Может, не стоит ее возвращать?
– Василий Дмитриевич!
– А что такого, что такого? Этот, который принес коллекцию, ни словом, ни звуком, а там поди разбери, когда она пропала и кто ее… того… попер!
Сердясь на себя за то, что, с одной стороны, ему до боли хотелось оставить икону себе, а с другой – он уже принял решение вернуть, и это единственно возможное решение, еще сердясь на то, что обстоятельства и глупость Василия Дмитриевича заставляют его ввязываться в какое-то вовсе темное дело, Олег громко отчитал старика.
Тот слушал, вздыхал, а потом сказал:
– Нет в вас искорки, мой дорогой друг. Все вам хочется быть святее папы римского!
На это Олег отвечать не стал, быстро вышел из полумрака антикварной лавки на мороз, плюхнулся в машину и крепко захлопнул за собой дверь.
Гена в зеркало заднего вида посмотрел на него.
«Что случилось?»
«…твою мать!»
Гена весело пожал плечами и тронул машину с места.
Все ясно. Шеф не в духе, но придет время, и он все расскажет. Они всегда дружно жили, хозяин и водитель, и отлично понимали друг друга.
– Что так долго? – спросила рядом прекрасная барышня, придвинулась и взяла его под руку.
Он опять позабыл, как ее зовут. «Что-то с памятью моей стало!..»
– Дела, – проскрипел Олег Петрович.
– Вот с тем старым перечником дела? – весело удивилась барышня. – Да ладно тебе! Или ты решил ему отсвинярить, чтобы он мне кресло добыл?
Олег сбоку посмотрел на нее. Ах, какая хорошенькая, глаз не оторвать!
– Что я… решил? – спросил он осторожно.
– Ой, ну так все говорят! Ну, денег дать, чтобы он кресло достал! Ну, признайся, да? Да?
А может, ну ее на фиг, и роман
