в постели. Этот контраст должен бы, по идее, огорчить, но не огорчает. А потом Блэр заводит разговор с парнем из Ассоциации калифорнийских выпускников, и вступает оркестр, и я ухожу, сославшись на «слишком громко», хотя на самом деле потому, что пришло СМС: «Я за тобой слежу».
У стойки парковщика перед входом в гостиницу Рип Миллар хватает меня за локоть в тот самый миг, когда отсылаю: «Кто это?» – и я невольно отдергиваю руку, настолько пугающа его внешность.
Узнать Рипа невозможно. Лицо неестественно гладкое, подтянутое пластическим хирургом до такой степени, что глаза округлились и не способны выражать ничего, кроме перманентного изумления; не лицо, а маска, вплавленная в лицо, и смотреть на нее мучительно. Губы слишком толстые. Кожа оранжевая. Волосы выкрашены под платину и прилизаны гелем. Можно подумать, что Рипа обмакнули в раствор с кислотой: кое-что отвалилось, кожа сошла. Вид вызывающий, почти гротесковый. Наверняка обдолбан, иначе как с такой внешностью? С Рипом девочка, совсем ребенок, очевидно дочь, хотя я тут же вспоминаю, что Рип бездетен. Присмотревшись, вижу, что и над «девочкой» поработали (не иначе, тот же хирург) – лицо не просто испорчено, а изуродовано. Прежде Рип был красавец, а теперь от «прежде» не осталось ничего, кроме голоса – все тот же ползучий шепот, от которого кровь стыла в жилах, когда нам было по девятнадцать.
– Привет, Клэй, – говорит Рип. – Каким ветром тебя надуло?
– Попутным, – говорю. – Я тут живу.
То, что некогда было Рипом, смотрит на меня изучающе.
– Я думал, ты в основном в Нью-Йорке.
– И тут и там.
– Говорят, ты встретил мою знакомую.
– Кого?
– О-о, – тянет он, и жутковатая ухмылка оголяет ровный ряд нечеловечески белых зубов. – Говорят, ты на нее запал.
Я хочу поскорее уйти. Страх душит. Черный «БМВ» возникает, как материализовавшаяся мечта. Парковщик придерживает дверь. Чудовищное лицо вынуждает меня смотреть куда угодно, только не на него.
– Я поехал, – говорю, вяло кивая в сторону машины.
– Давай поужинаем, раз уж все равно встретились, – говорит Рип. – Серьезно.
– Хорошо, в другой раз обязательно.
– Descansado, – бросает он.
– Что это значит?
– Descansado, – шепчет Рип, прижимая к груди дитя. – Это значит «не бери в голову».
– Да?
– Значит, расслабься.
История повторяется. Позвонив в эскорт-сервис, лезу в холодильник за бутылкой белого вина и обнаруживаю, что кто-то допил мою диетическую колу и перетасовал на полках свертки и баночки. Говорю себе: «Это невозможно» – и, осмотрев квартиру на предмет дополнительных улик, убеждаюсь, что действительно невозможно. Но потом взгляд падает на елку, а слух улавливает тихое постукиванье, точно костяшками по стеклу: кто-то выдернул из розетки штепсель одной из электрогирлянд, и теперь на освещенном дереве зловещий черный прочерк. Это уже точно неспроста. Это предупреждение. Тот, кто его сделал, вступает со мной в диалог. Выпиваю рюмку
