стеной хижины и глядя на ленивые барашки волн, тающие у горизонта.
И однажды Тристан сказал:
– Подойди ко мне, мой король, я знаю, что ты здесь.
И Марк подошел.
– Я любил тебя, как отца, а ты любил меня, как сына. Так выполни же еще одну мою просьбу. Дай мне ладью, уложи меня на дно и спусти на воду.
– О Боже! Мальчик мой! – воскликнул король Марк. – Ведь ты же и грести не сможешь, и парус поднять у тебя недостанет сил. Куда же принесут тебя волны и ветер?
– Не ведаю, отец, – отвечал Тристан. – Но чувствую: здесь, на родной земле, настигнет меня вскоре смерть, а жизнь моя – там, за морем. Успею соединиться с ней, значит, останусь на этом свете и еще увижу тебя, мой король, а не успею – что ж, значит, такова воля Господа, не нам изменять ее.
Марк заплакал и обещал выполнить просьбу Тристана.
И когда уже вместе с Курнебралом они спустили на воду лодку, где лежал Тристан, державший в руках любимую роту, сделавшуюся непохожей на роту, король спросил на прощание:
– На что же ты все-таки надеешься, мальчик мой? Я читаю истинный свет надежды в твоих глазах, он ярок сегодня, как никогда в прежние дни.
– Ты прав, отец, – кивнул Тристан улыбнувшись.
И хотел рассказать ему о своем двойном прошлом и о загадочном зеленоглазом седобородом старике, и тогда уже не надо будет объяснять, на что он надеется, ведь станет ясно: исключительно на чудо. Но в тот же миг Тристан понял: это неправда. На зеленоглазого старика можно было рассчитывать не как на чудо, потому что не был тот призраком или порождением разыгравшейся фантазии, наоборот – чем-то очень реальным и вполне объяснимым. Вот только время объяснять еще не пришло, даже для самого Тристана, а значит, и рассказывать пока нельзя. Ни любимому дяде Марку, ни кому угодно другому. Следовало молчать до поры, просто чтобы выжить, выжить во что бы то ни стало. Ведь главное, ради чего Тристан («Тристан… Тристан… ё-моё! Как меня раньше-то звали? Не помню…»)…ради чего Тристан оказался тут, в этом чужом мире, – главное еще не случилось. Но оно обязательно случится, и очень скоро.
Все эти мысли расцвели в его голове с ослепительной ясностью прозрения, и тогда он медленно и трудно, разомкнув еще раз запекшиеся губы, выпустил на волю слова, которым сам удивился:
– Я надеюсь на волшебное снадобье, на чудодейственное лекарство, исцеляющее раны, подобные моим. Один из лекарей наших, Иосиф, обмолвился как-то, что лучшие целители живут в соседней и ненавистной нам сегодня Ирландии. Ну и вообще, очевидно же, от ирландских ядов могут помочь только ирландские противоядия.
– Ты что же, – не поверил Курнебрал, – рассчитываешь добраться до земли недругов и получить помощь от людей, ненавидящих тебя, мечтающих о смерти твоей?
– Да нет, наверное, – схитрил Тристан, не желая признавать, что именно об этом варианте и думает. – Скорее я рассчитываю встретить норвежский или датский корабль,
