душой. У Полины словно открылось второе дыхание. Кроме голоса, у нее обнаружилась дивная способность к перевоплощению. Когда ее Клеопатра гневно сверкала черными очами, всех охватывал трепет… а когда она, «умирая», прощалась с верными служанками, на глаза присутствующих наворачивались слезы.
Режиссер боялся сказать лишнее слово, упиваясь потрясающим зрелищем. Завистницы злобно перешептывались, а Митин-Антоний, заражаясь от Полины куражом, превосходил самое себя.
«Она вытащит всю финальную сцену, – внутренне ликовал режиссер. – Это будет ее и мой триумф!»
Перед генеральной репетицией он подошел к Полине и с чувством произнес:
– Жемчужная! Ты настоящая жемчужина нашей труппы!
Она милостиво кивнула ему головой, увенчанной короной правительницы Египта, и протянула руку для поцелуя. Режиссер послушно приложился губами к тыльной стороне ее ладони, пахнущей пудрой и гримом, и, покачиваясь, как пьяный, вышел в коридор. Только теперь, увидев Клеопатру, он осознал, что неравнодушен к ней… вернее, к актрисе, которая никогда не ответит ему взаимностью…
– Она играет восхитительно. С невероятным вдохновением, – пробормотал он, не замечая идущего навстречу Зубова. – Как в последний раз!
Владелец театра на ходу поймал его за рукав и развернул к себе.
– Я ослышался? Что ты там буркнул насчет последнего раза?
– Простите, Валерий Яковлевич… – испугался режиссер. – Я вас не увидел… З-здравствуйте…
– И тебе не хворать, милейший.
– Я… я чрезвычайно доволен Полиной… она… превосходна в роли Клеопатры. Никто не сыграл бы лучше… Сегодня вы в этом убедитесь. Жаль, что наш зал может вместить так мало зрителей…
Зубов и без него знал, что Полина еще покажет себя, ее талант еще заставит скептиков устыдиться и кричать: «Браво!» Он верил в нее, когда остальные пожимали плечами и отводили глаза. Фактически это он создал ее… огранил этот алмаз, придав ему форму и блеск…
– Я мечтаю выхлопотать для Полины главную роль в кино, – сказал он режиссеру, не отпуская его рукава. – А ты сомневаешься, что мне удастся.
– Не-е-ет… я просто…
– Ты Фома неверующий, – перебил его Зубов. – Ладно, иди… Пора начинать.
Он вошел в женскую гримерную, где было шумно и людно… замешкался, выпил воды, перебросился несколькими словами с присутствующими и приблизился к ведущей актрисе, уже в полном облачении и готовой к выходу. Жемчужная волновалась, ее бледность проступала даже сквозь густой слой краски.
– Я боюсь… – прошептала она.
Две артистки, играющие служанок египетской царицы – Ираду и Хармиану, – затихли в своем углу, навострив уши.
– Это ведь репетиция, – мягко произнес Зубов. – В зале будет всего несколько человек.
– Ты не понял…
Он покосился в сторону «служанок» и поджал губы.
– Не сейчас, прошу тебя. Поговорим
