Москвы, в местном небе тоже все неправильно, и понимал, что потерявшаяся где-то на своей оси луна здесь ни при чем.
За прошедшее лето Родион местной экзотики «наелся» с головой, начал тихо ненавидеть и дурную неустойчивую погоду, и местечковое равнодушие, и даже крымскую речь – с мягким «г» и непонятным «шо» вместо «что». Это был несуразный, совершенно девственный мир, существовавший по собственным непостижимым правилам. Он устал их осваивать и уж тем более не хотел им больше подчиняться. Крым заразил его глупой рефлексией, которую он всей душой возненавидел еще в юношестве после чтения Достоевского и Толстого. Родион будто все глубже и глубже погружался в зыбучие пески личного хаоса, откуда не было спасения, сам себе задавал неудобные вопросы, начал бояться собственных мыслей.
Давно хотелось в Москву, но там была Виолетта.
…Еще пять лет назад Родион Беловерцев был редким счастливчиком. Сын дипломата, он не захотел идти по стопам отца, получил строительно-инженерное образование и уже через несколько очень благоприятных лет, благодаря финансовой поддержке семьи, занял собственное место в строительном бизнесе столицы. Почти до сорока лет он прожил без особых эмоциональных потрясений, постоянно путешествовал, знал несколько языков, с удовольствием и без особого напряжения проводил рабочее время в офисе, делегируя полномочия многочисленным заместителям. Растущие счета в офшорах и нескольких европейских банках позволяли Беловерцеву не задумываться о будущем, оно у него было обеспечено. Женщины были рядом всегда – красивые, успешные и самодостаточные. С глупыми он старался не заводить долгих отношений, умные сами не горели желанием связывать себя узами брака и детьми. У них, как и у него, был хорошо налаженный бизнес, и это им нравилось гораздо больше, чем роль скучающей жены в шикарном особняке.
Долгое время ему казалось, что такое положение вещей будет неизменным, но ближе к сорока годам он почему-то затосковал. Мелькавший перед глазами калейдоскоп лиц и ни к чему не обязывающие отношения начали утомлять, захотелось чего-то более стабильного – чтобы дома шумели дети, таская за уши доброго лабрадора, а жена встречала в летнем ситцевом платьице и без макияжа. И чтобы семейные проблемы у него с ней были общими, как и совместные ужины, визиты к пожилым родственникам, путешествия.
Сверкающая лакированная скорлупа жизни, которая ему всегда так нравилась, начала тускнеть, взялась мелкими трещинами. Сквозь них проступила пустота. Родион всеми силами гнал от себя эти новые ощущения, проводил время в поездках и развлечениях. Ничего не помогало – пустота наступала, ширилась. Он начал всерьез мечтать о покое, какой-то внутренней основательности, надежности и даже стал подумывать о женитьбе. Но очень скоро эта затея показалась ему смешной. Да и женщины, с которой он хотел бы проводить домашние вечера, в его окружении не было.
Как-то раз, совершенно неожиданно, его вызвал
