логики – увидела служебные машины и пустилась наутек. Он даже не предполагал, что его жена способна на такие сложные действия. Это же надо? Решила спастись! Но от чего? Уже ей-то, как никому другому, было отлично известно, что ситуация в таких случаях безвыходная. Может, она запаниковала и потеряла остатки разума? Похоже на то. Значит, скоро ее найдут – сломленную и трясущуюся от страха.
Он давно привык к тому, что достаточно было слегка подшутить над ней – она пускалась в слезы, чуть нагрубить – у нее все валилось из рук. Возвращаясь домой, Жорик часто размышлял, что бы такое устроить новенькое, чтобы вывести эту дуреху из равновесия, это его забавляло. Предположение, что она способна сопротивляться обстоятельствам, было в высшей степени иррациональным, как сказал бы его шеф, любивший замысловатые словечки.
К сожалению, ночью ее не нашли – слишком много на окраине города было извилистых улочек, слишком они оказались темны. Жаль, день потерян напрасно.
Как же Георгий Романов ненавидел этот затерянный марьинский «шанхай», густо застроенный частными домишками и убогими послевоенными бараками, которые в любой момент готовы были вспыхнуть от зажженной спички! Ему страстно хотелось жить в центре города, где-нибудь на четвертом этаже старинного особняка, в тени раскидистых кленов и платанов. И чтобы в квартире непременно были высокие потолки, и буфет натурального дерева с немецким фарфоровым сервизом, а возле подъезда – парковая аллея. По ней было бы приятно прогуливаться теплыми летними сумерками, вежливо здороваясь с пожилыми соседками с породистыми собачками на тонких поводках. Но его недоделанная жена дом в забытой богом «тьмуторакани» ни на какую квартиру менять не соглашалась. …Вот дура! Все равно поймают!
В тот вечер Жорик давал операм показания до часу ночи. Двое допрашивали его, двое ушли к соседям, двое тщательно обыскивали комнаты, равнодушно вываливая содержимое ящиков из комода, перебирая грязными руками его нижнее белье и чистые, старательно выглаженные Лексой рубашки. Казалось, они намеревались поднять линолеум – внимательно заглядывали под шкафы, изучали плинтуса. Но, к счастью, не подняли. Остальные в это время прочесывали ночные улицы, но Лекса как сквозь землю провалилась. Впрочем, идти ей было некуда, найдется. Всех общих знакомых, ее приятельниц и подруг Жорик вспомнил, обо всех рассказал, блокнот и телефон из ее сумки отдал. Утром, не выспавшийся, злой, он позвонил любовнице и вот, наконец, с наслаждением проводил вечер в ее уютном двухкомнатном гнездышке, не опасаясь больше случайных звонков жены.
Женщина пошевелилась. Георгий ласково погладил длинные соломенные пряди своей подруги, с наслаждением провел ладонью по нежной коже спины, коснулся упругой ягодицы.
– Иннуся, лапочка моя, козочка ненаглядная, ну, скажи мне что-нибудь!
– Котик, налей шампанского…, – Георгий, наконец, отпустил ее, и женщина с облегчением раскинулась на шелковой простыни персикового цвета, в тон обоям спальни.
Инне
