и о том, чтобы не оскорбить этой самой заботой достоинство столь уважаемого человека. Он несколько раз давал «кредиты» сестре Верил, которые она никогда не возвращала и, по-видимому, не собиралась выплачивать в будущем; однако они все равно считались именно «кредитами», а не подарками, поэтому Верил не чувствовала себя неловко. Он полностью взял на себя оплату похорон матери, и, поскольку больше желающих не нашлось, он не настаивал и все сделал сам. В семье у каждого была своя роль, Шепу предписывалось за всех платить. Все его родственники воспринимали это как должное, поэтому и он воспринимал свою роль так же.
Он редко покупал что-то лично себе, но ему ничего и не было нужно. Или одна вещь ему все же была нужна. Почему именно сейчас? Почему, когда прошло уже больше восьми лет с момента продажи «Нака», а девять могло и не наступить? Почему, если это могло случиться сегодня вечером, не могло случиться завтра?
Потому что в штате Нью-Йорк было начало января и стояли холода. Потому что ему уже исполнилось сорок восемь, и чем неумолимее приближалась цифра «пятьдесят», тем явственнее Последующая жизнь, если он до нее доживет, представлялась просто ранним выходом на пенсию. Потому что его «беспроигрышный» инвестиционный фонд только в последний месяц сравнялся с суммой первоначальных вложений. Потому что по своей наивности он на голову превзошел тех, кто казался заинтересованным в обгоне всех в этом мире планирования, проверки машин, пробок на дорогах и телемаркетинга. По мере того как окружение его взрослело, восторженные возгласы за спиной походили на насмешку. А иногда и не за спиной, например в «Умельце Рэнди», где его, Шепа, «мечта о побеге», как называл его план Погачник, неустанно вызывала веселье. Он сам стал сомневаться в реальности Последующей жизни, подготовку к которой в случае отсрочки исполнения он просто не мог продолжать. Он, словно глупый осел, не видящий морковки перед собственным носом, размяк, соблазнившись неожиданной отсрочкой, не пытаясь даже подумать о том, что может уехать хоть завтра, как мог уехать и сегодня.
Теперь же ощущение абсолютной свободы делало этот пятничный вечер восхитительным.
Когда Глинис открыла входную дверь, Шеп виновато повернулся к ней. Он столько раз репетировал, но сейчас сценарий вылетел из головы.
– Бурбон, – сказала она. – Особенный случай?
Отбросив застрявшую в голове мысль, он хотел объяснить, что случай вовсе не особенный, что само по себе было особенным.
– Привычки для того и существуют, чтобы их менять.
– Некоторые. – Она подошла, сняв пальто.
– Хочешь?
Глинис его удивила.
– Да.
Глинис по-прежнему оставалась стройной, люди неблизкие даже не предполагали, что ей почти пятьдесят, но сегодня она выглядела такой утомленной, что ей можно было дать и семьдесят пять. Усталость стала проявляться в ее облике по крайней мере
