этот раз не так демонстративно.
На окраине тянулись унылые заборы, увешанные обрывками сорванных приказов и плакатов. За этими заборами располагались огороды, некогда бывшие широкими дворами. Доведенные до отчаяния нехваткой продуктов жители вскапывали каждый мало-мальски пригодный клочок земли. Сразу за облезлыми заборами скрытый от глаз растущими у оград деревьями рядком стоял батальон фазированных излучателей, готовый обрушить на подступающие танки волну невыносимого панического ужаса. Позади этих установок, сумрачно глядя на приближающийся бронеход, стоял шеф контрразведки. Его длинный, бесформенный, линялый плащ, ставший уже притчей во языцех в столице, был распахнут, ветер то и дело развевал его, и тогда взору открывалась кобура с тяжелым армейским пистолетом.
– Они уходят, – Ориен приоткрыл бронированную дверцу. – Бригада возвращается в казарму.
– Я вижу, – процедил Странник. – Но этого мало.
– Что же еще?
– Там остались заговорщики. Они начнут готовить новый мятеж. Этого допустить нельзя. Каждая, пусть даже неудачная, попытка государственного переворота наносит ощутимый удар авторитету нашего правительства.
– Генерал Шио был человеком яростной решительности. Таких мало. Те, кто пошел за ним, на этот раз получили шанс одуматься. Я полагаю, они воспользуются этим шансом.
– Или да, или нет, или может быть. Конечно, жест был красивый, только до какой степени он сможет повлиять на мозги этих бравых танкистов, когда острота первого впечатления развеется. Необходимо отправить в бригаду следственную комиссию.
– Зачем? Чтобы заставить офицеров с подозрением глядеть друг на друга? Чтобы побудить их доносить на собратьев по оружию?
– Нескольких стеблей ядовитой травы достаточно, чтобы отравить весь хлеб с целого поля отборной пшеницы.
– И все же, пока я командую армией, – нет. Контрразведка будет заниматься выявлением шпионов врага, а не копаться в грязном белье.
– Это не грязное белье.
– Мне нечего добавить.
Странник поджал губы:
– Господин Тоот! Вы с братом очень похожи. Для вас некие отвлеченные идеи, устаревшие, всеми забытые принципы важнее пользы дела.
– Да. Мы, Тооты, похожи. Мы свято верим, что если воинов, которым поручена защита отечества, считать людскими отбросами, то они таковыми и станут. Хотите знать, почему я запретил использовать излучатели?
– Сделайте любезность.
– Я не хочу, чтобы солдаты моей армии знали, что такое панический страх. Мятеж удалось погасить одним выстрелом. А страх, вернее, память о нем, остался бы на всю жизнь. И каждый ее день солдаты просыпались бы с предчувствием нового страха. Солдат, зараженный ужасом, – отравленный солдат. Он побежит, как только почувствует новую угрозу.
– Это все домыслы, – отмахнулся Странник. – И не забывайтесь, господин командующий. Это не ваша армия.
– Прошу
