и командуй, чего ко мне пристаёшь? – сердилась Маринка.
– Пристаёт, потому что в тебя влюбился, – пищала одна из близняшек.
– Сама ты влюбилась, – злился Мишка, и сзади начинались возня и сопение, сквозь которые раздавались придушенные возгласы:
– Ой, дурак, больно!
Или наоборот:
– Ну а мне не больно, курица довольна!
После этой возни ребята выходили в школу взъерошенные, с расстёгнутыми полами пальто, из-под которых торчали сбившиеся на сторону пионерские галстуки.
– Эй, петухи, приведите себя в порядок, – кричала им вслед Маринка, – не позорьте нашу часть!
Её школа была чуть дальше, и пять минут они ехали одни.
– Зачем он меня мучает? – удивлялась она.
– Девчонки же тебе сказали, влюбился, – улыбаясь, отвечал Гейдар.
– Он же маленький! Я же его на три года старше, – возмущалась Марина.
– Пушкин говорил, что любви все возрасты покорны.
– Ну вот ещё, – надувала Маринка свои и без того пухлые губы, хотя было видно, что эта возня с Мишкой её забавляет.
Ещё была у Мишки любимая дразнилка. Показав на какую-нибудь избушку, которые во множестве встречались по дороге, он спрашивал:
– Мариша, а вот согласилась бы ты жить всю жизнь в такой избушке, если бы рядом с тобой жил, например, Иван-царевич?
– Какой ещё Иван-царевич?
– Ну, богатый такой, в камзоле с шитьём и красивый, как Гейдар, только русский, – отвечал он, невинно глядя на Маришу.
– А что, Гейдар красивый? – спрашивала Маринка, краем глаза уловив запылавшие щёки Гейдара.
– Близняшки говорят, что да. Они в него втюрились!
– А вот и нет, а вот и нет, дурак! – кричали девчонки.
И опять за спиной у Гейдара с Маринкой начиналась возня. Когда сопения и писк стихали, Мишка опять спрашивал:
– Ну, согласилась бы или нет?
– Нет, я в Москве жить хочу, – твёрдо отвечала Маринка, глядя прямо перед собой на дорогу.
– Ну а как же Иван-царевич? – не унимался Мишка.
– Я его себе там найду, – отвечала Мариша.
– А если там одни лешие да домовые живут? Так тебя в болото или в щель какую-нибудь утащат, – не унимался Мишка.
– Не утащат, я сильная, даже тебе, болтун, сейчас шею намылю, дай только из машины выйти.
– Не намылишь, не намылишь, я убегу, не догонишь!
Вот в таких милых глупостях и пролетала за окнами дорога. Однажды, уже в октябре, Мариша села в машину и очень по-деловому спросила у Гейдара:
– Это правда, что ты на фестивале в Москве был?
– Правда.
– И что ты народные танцы умеешь танцевать?
– Могу.
– Почему же
