неторопливый рассказ дальше, замолкая на перекрёстках и поворотах.
К тому времени, когда он дошёл до истории о гибели отца, подошёл праздник. Праздничный вечер открыл Воронов, рассказал об успехах части, поздравил с сороковой годовщиной Октября, предложил помянуть минутой молчания всех погибших в боях с империалистами и фашистами. Потом начался концерт. Всех выступавших принимали хорошо. Едва удалось успокоить зал, когда офицерская жена Мила выпустила из своих объятий своего сценического сына Игоря.
– А поцеловать сыночка? – ревели солдаты, не обращая внимания на то, что старший лейтенант Сомов сидит в зале.
– Давай ещё про матроса! – неистовствовали они, не желая отпускать со сцены серьёзную Марину в её бархатном платье.
Когда же на сцену вышел Гейдар, которого Игорь, выполнявший роль конферансье, представил, как лауреата Международного фестиваля молодёжи и студентов в Москве, и полетел по ней в лезгинке, зал вначале замер, а потом стал хлопать, помогая такту. Его вызывали несколько раз на бис, и он выходил и плясал так же неистово. На нём был настоящий кавказский наряд: черкеска, чувяки и коричневая папаха из овечьей шерсти, добытые завклубом в соседнем поселке. Из-под этой папахи по его щекам тёк рекой пот, но Гейдар не только не сбавлял темпа, а ещё и усиливал его, танцуя лезгинку со всеми оттенками многонационального Кавказа. Наконец в зале поднялся полковник и успокоил публику:
– Совсем парня замучили, он завтра баранку крутить не сможет. Давайте похлопаем ему на прощание и отпустим.
После бурных аплодисментов Гейдар ушёл за кулисы хоть и маленькой, но знаменитостью.
– Танцуешь ты гениально! Поверь мне, – сказал ему за кулисами Игорь. – Почему тебя в музроту не взяли после фестиваля?
– Я сам не пошёл.
– Почему? Там бы в ансамбль Красной армии перебрался, а там Москва, гастроли, деньги.
– Нет, я хочу поступить в институт.
– Во чудило! Чтобы потом всю жизнь шиш с маком получать? – удивился завклубом.
– Я так решил, – отрезал Гейдар.
Когда он переоделся и вернулся в зал, там уже растаскивали сиденья, для того чтобы освободить место для танцев. Марина, переодетая в красивое голубое платье с неизменной широкой юбкой, стояла в кругу молодых офицеров и звонко смеялась. Было видно, что она в восторге от себя, от молодых и весёлых ухажёров, от всего этого праздника, где никого лучше её нет. Увидев её, такую красивую, но чужую, Гейдар почувствовал, что сердце, которое до этого гулко стучало в груди после удачного выступления, вдруг как будто остановилось, а потом снова пошло, сбиваясь с ритма. «Чего ты хотел, чтобы полковничья дочка стояла рядом с солдатами?» – рассердился он на себя и повернул к своим ребятам из хозроты. Они набросились поздравлять его и нахваливать за лезгинку.
– Ну, братка, не ожидал! В Ростове все лезгинку пляшут, но такой я не видал, – изумлялся рыжий земляк.
Кроме ребят, его обступили и женщины – служащие столовой.
