style="font-size:15px;"> – Что ты им сказала, когда они вернулись ни с чем? – спросила подружку, сгибаясь от хохота, Марина, когда та, выдыхая морозный воздух из-под отворотов песца, вышла к санаторным воротам.
– Сказала, как есть, что хотела их с места сдвинуть в профилактических целях, чтобы геморрой себе не нажили, а вахтёршу с ними послала для компании, ей ведь тоже скучно.
– Ругались?
– А как же? Но больше смеялись. Пойдём, опоздаем.
– А как же назад? – засомневалась Марина.
– Да проще простого. Я же на первом живу, у меня балконная дверь открывается. Подсажу – и залезешь. Это сейчас не хотелось вид портить, а вечером даже интересно…
Дорога до военного санатория была не близкой, и здесь, на морозном воздухе, когда снизу мороз непривычно кусал незакрытые ноги, а сверху примораживал открытую шею, Марина, пошатываясь на непривычных высоких каблуках, непрерывно думала о том, не бросить ли эту затею и не вернуться ли ей назад – в тёплый, скучный уют номера? Но сердце стучало, подстёгивая: иди, иди, иди. Она почти обрадовалась, когда у клуба их застало затишье.
– Тихо так, может быть, отменили танцы? – с надеждой спросила она у Валентины.
– Тут всегда так. Все к половине десятого собираются. Скоро будут, пошли, не тормози.
Когда многократно отражённая в зеркалах клубного фойе Марина прошла в зал, она успокоилась. Назад дороги не было. Зал поразил её пустотой и простотой. Здесь, в отличие от их санаторной столовой, не было ни хрустальных люстр, ни мраморных колонн. «Да, как мало напоминает этот зал тот, в котором был первый бал Наташи Ростовой», – подумала она, глядя на пустое помещение, освещённое лампами цветомузыки, блики которой высвечивали ряды стоящих вдоль стен стульев с одиноко сидящими женщинами. Сегодня, когда она разрывалась между долгом и желанием, танцы представлялись ей чем-то волшебным, таким же, как в её любимом фильме «Война и мир». Этот был первый фильм, который она ещё в детстве посмотрела с бабушкой в их сельском клубе. Тогда она на одном дыхании просмотрела все четыре серии фильма, любуясь красивыми нарядами и совершенно удивительной Наташей Ростовой.
– Бабушка, я ей письмо напишу, – заявила восьмилетняя Марина, идя с бабушкой из кинотеатра.
– Кому?
– Наташе Ростовой.
– Так её же давно нет на свете, – улыбнулась бабушка.
– Как это «нет»?
– Это уж давно было, никого уж нет. Да и не было. Это ведь писатель всё сочинил.
– Нет, это всё было, я знаю, – ответила Марина, – и Наташа очень хорошая, хоть и не чеченка.
Когда бабушка вместе с отцом вернулась из Петербурга, первое, о чем её спросила внучка, было:
– Бабушка, ты видела зал, где танцевала Наташа?
– Видела, моя милая, видела. Там красивее даже, чем в фильме.
Танцевальный зал военного санатория
