пряча глаза. Вся такая пушистая, готовая сорваться и убежать в любой момент. К Саньке, как она руки ни тянула, не подошла. Боялась.
– А меня? – взмолилась Санька.
Брыська попятилась.
Теперь Брыська-дикарка позволяла себя погладить, но только Биологине и очень избирательно. Биологиня объяснила, что Брыське можно погладить лоб и за ушком почесать, а по спине нельзя, у нее вся спина в шрамах. Даже под невесомой рукой Биологини Брыська приседала, змеилась по траве – она не любит, чтоб ее по спине гладили. Запомни: только голова и шея, больше ничего. Против шерсти нельзя, кошкам это очень неприятно. Не фыркай и не хмыкай – кошки так ругаются, Брыська подумает, что ты ее прогоняешь. Не пытайся ее поймать, чтобы погладить, пусть Брыська сама захочет об тебя погладиться…
Сплошные запреты. Саньке стало скучно смотреть на чужое счастье, и она канючила:
– Когда Брыська принесет котенка-брысенёнка? А мы его как назовем? Мне тогда будет котеночек, а вы Брыську забирайте, чтоб у каждого по кошке. Чтоб никому не обидно.
Биологиня улыбалась. Она никогда не говорила: «Помолчи! Голова трещит от твоих вопросов!» Только напомнила Саньке, что котенка ей не разрешат.
– Это точно. Выгонят вместе с котенком, – легко соглашалась Санька.
Ее еще год назад предупредили строго-настрого, и больше она котят с улицы домой не таскала. Как притащила, так и назад уноси – верни, откуда взяла.
– И все-таки, если у Брыськи будет котенок?
– Не будет, Санька.
– Ну а вдруг? Как у Мурки, все же думали, что Мурзик, а оказалась Мурка, и котяток родила, и потом у нее были котята каждый раз…
– Да не будет у Брыськи котят. Оперировали ее, видишь шрамы вот тут и тут?
– Ну и что?
– Брыське специальную операцию сделали, чтобы не было котят. Понимаешь? И у нее не будет котят. Хотя это и к лучшему…
– Она лежала в больнице! – поражалась Санька.
Больницы были не для трусих – ну-ка, чтобы по живому резали да зашивали, и втыкали трубки всякие, и уколы каждый день. Дедушка так и говорил: «Буду умирать дома, никаких больниц! Так и пишите: отказ от операции!», а ведь дедушка очень храбрый, всю войну прошел, и он не боится йода. В отличие от некоторых, которым бы все пищать.
Вот и Брыська, словно посмеиваясь, переворачивалась с боку на бок, да так ловко! А ты думала, Санька! Вот так!
Между передними лапами у Брыськи росла белая шерстка – не только прядочка на груди, но и трусики с маечкой, или такой купальник, или галстучек. А если смотреть на бегущую Брыську – просто черная кошка с желтыми глазами, ничего особенного. А она черно-коричневая и даже с рыжим, а внутри эта полосочка белая – вот ведь хитрюга!
– И после больницы у Брыськи не будет котяток никогда-никогда-никогда? – допытывалась Санька. Может, оставалась еще хоть малюсенькая надежда?
– Уж не знаю, в какой больнице так
