задержаться в этом доме.
"Иначе и не скажешь, как "гостеприимно" – подумал я, но решил промолчать.
– И думаю, что мы соблюли все рамки приличия. – Он многозначительно уставился на меня. Я молчал, внимательно смотря ему в глаза. – Иными словами, твое пребывание в моем доме более не желательно.
Я молчал и на лице брата понемногу начало проявляться раздражение: – Выражусь яснее, через три дня ты должен будешь покинуть этот дом… – я оцепенел. – … навсегда. – и более мягким тоном добавил, – Я великодушно разрешу тебе отправиться с одним из моих судов куда скажешь.
Последняя фраза вернула меня в чувства.
– Кажется речь шла о том, что бы покинуть дом, а не город, – холодно заметил я.
– Три дня, – твердо повторил брат, приблизив ко мне лицо и жестко глядя мне в глаза. Затем Винченцо стремительно покинул кабинет.
Я так и остался сидеть в неуютном кресле, бессознательно водя пальцем по дереву столешницы. И вдруг заметил, что стол не изменился. Это был стол отца. Та же теплая твердь тёмного дерева, надежная и нерушимая, как вечность. В одно мгновение, мне стало легче. Я не мог знать причины, побудившей брата при всей его неприязни к отцу, сохранить стол, но от осознания того, что память о нем останется в этом доме и после моего ухода, стало теплее на душе.
На ужин я не явился, не смог вновь вытерпеть эти взгляды. Вместо этого я отправился прогуляться. Не хватало воздуха, грудь сдавила тяжесть решения, которое мне предстояло принять.
Я вышел в сад. Родные уголки, быстро накрываемые одеялом ночи, напоенные ароматами, знакомыми с детства, ласково смотрели на меня. По одаль из-за деревьев проглядывалась блестящая гладь маминого озера и белоснежная каменная беседка. Я с радостью заметил, что ничего не изменилось, или еще не успело поменяться. Они манили меня, обещая покой, приглашая вновь пуститься в плавание по счастливым воспоминаниям. Однако, сейчас нельзя было придаваться воспоминаниям, нужно было подумать и принять решение. Поэтому, бросив любовный взгляд на мирно спавшее вокруг окружение, я отправился к воротам, а затем вышел на опустевшую улицу.
Наверно, одиноко блуждать по улице в такое время было безрассудно, но в тот момент я об этом не думал. Я просто шел вперед по улицам, вдыхая охлажденный ночью морской воздух. Я шел, разглядывая засыпавшие дома, мимо раскинувших свои лиственные лапы садов, по неровным, выложенным камнем мостовым, мимо городской ратуши, темных магазинчиков, мимо подвыпивших моряков или одиноко спешащих домой граждан. Я завидовал им, мне казалось у них есть цель, к которой они движутся, кто по делам, кто на корабль, таверну… дом. У меня же через три дня не будет дома, и цели нет.
С этим я присел на край фонтана у городской ратуши. Струи воды за спиной весело плескались, и я вновь подумал, что даже они куда-то текут, в отличии от меня. Я думал, что у всех вокруг есть определенность в жизни, меня же пугала грядущая безызвестность. Я склонился к коленям, вонзив пальцы в волосы. Мысли
