тем временем, подскочил совсем близко к Мишутке:
– Ох уж и шебутной у тебя брат!
– Да уж, – с какой-то серьёзно-детской грустинкой ответил медвежонок, наблюдая, как его брат пытается обидеться на маму.
–Кстати, – как бы, между прочим, заметил Быстрик, – пчёлы, это такие насекомые, что противно жужжат и больно жалятся.
– А зачем они жужжат и жалятся? – удивился Мишутка.
– Поймёшь! – развеселился Быстрик, – когда захочешь мёду!
– Ой, прошу прощение, кажется, я проявил сейчас верх бестактности, – спохватился вежливый сокол, испугавшись, что от его ответа Миша может обидеться.
Быстрик сдружился с обоими медвежатами и целыми днями летал рядом с ними. Он разговаривал обо всём на свете: что видел сам и что слышал от других. Когда медвежата уже перешли на полноценную еду, лишь очень изредка пробуя мамино молоко, он приносил им такие большие, неизвестно откуда взявшиеся свежие грибы, что едва удерживался в полёте. За это медвежата выкапывали ему его любимых червячков.
Наконец, спустя целых пять дней неспешного путешествия, медведи добрались до того места, куда вела их мама.
Страшный чужак
Много лет, каждую весну старая медведица возвращалась сюда. К озеру. Со всех сторон таёжная жемчужина была окружена старым лесом, кое-где подступившим почти к самой границе суши и воды. Тёмный валежник густо покрывал длинные берега. На противоположной стороне вглубь его холодных вод спускались, – хмурые зимой, но притягательные летом, – горбатые сопки.
Именно это озеро служило истоком жизни вальяжно текущей, могучей реки, прорубившей прямой путь до далёкого океана. Вбирая в себя новые и новые ручьи, мощным потоком врывалась она в его солёные воды. Однако не только живительными водами реки было величаво озеро, не только глубиной было примечательно. Образовавшись на месте древнего разрыва земной коры, оно имело вытянутую причудливым образом форму. Особенно явно природная затейливость виделась птицам, на восходящих воздушных потоках пролетающих высоко над ним. Точно необычайных размеров груша упала с невиданного небесного древа, оставив после себя гигантский след с истоком реки в месте, где обычно находится плодоножка, а в стороне чашечки – летние, изумрудные воды отражали вершину одиноко стоящего вулкана. Сам вулкан потух много столетий назад и теперь его обрубленную вершину покрывала снеговая шапка, не покидающая его до жаркого июля, когда горячий, лёгкий воздух плавил упрямый снег и журчащие ручейки талых вод по проточенным каналам стекали вниз к озеру.
Прилегающие к озеру участки берега всегда были богато устланы самой разной растительностью. Когда медвежья семья пришла сюда, сворачивая свой жёлтый ковёр, постепенно отцветал адонис. Ему на смену уже спешил раскрыться столь же ярко-солнечный, но из одуванчиков, забросивших свои парашюты-семена даже сюда. Плоды адониса тем временем наливались тяжестью.
Всего здесь было вдосталь: от красники и морошки, голубики и земляники в разгар лета,
