уст Конана сорвалось страшное богохульство. Подземная камера оказалась ловушкой. Из нее не было выхода. Он был заперт, погребен под немерянными толщами земли и камня; все было потеряно.
Киммериец стиснул зубы так, что они захрустели. Нет, он не сдастся так просто! Быть может, какие-нибудь отверстия отыщутся под потолком; быть может, есть продухи в стенах… Он обязан обшарить здесь каждый дюйм камня, каждую плиту – прежде чем бросится на собственный меч.
Конан работал, как одержимый. Подбрасывая камни, он определил высоту потолка – три его роста; это немного, и он сумеет подняться, было бы куда! А потом начал долгий обход – шаг, в стену швыряется камешек, стук удара, стук падения, шаг в сторону, новый бросок, новый удар, чуть выше или чуть ниже первого… И затем все повторяется снова.
Прошло довольно-таки много времени, и Конан вновь очутился возле входа в подземный зал-ловушку. Все его усилия были тщетны. Выхода не отыскалось.
Киммериец сидел, привалившись спиной к стене. В мыслях царила зияющая давящая тишина. Выхода не было. Не было, не было, не было…
Его окружало мертвое безмолвие. Безмолвие склепа; он был уже все равно что мертв. Он был мертв, и не вывел своих в безопасное место; не выполнил условий Крома. Что станет теперь с теми, кто шел в бой по первому слову Конана?
Волна накатившегося непереносимого стыда заставила киммерийца взвыть, подобно волку. Все, с этим нужно было кончать!
Однако он еще не успел сбросить шлем, как выяснилось, что долгое швыряние камней в стены разбудило и кое-кого еще из здешних обитателей. Во тьме галереи появились бесчисленные парные огоньки приближавшихся глаз.
Крысы. Пещерные крысы. Здоровенные твари, размером с добрую кошку; их челюсти настолько сильны, что разом прокусывают человеческую руку до кости. В Птауакане Конану уже пришлось иметь дело с подобными же тварями – только там было куда бежать, а потом очень кстати подвернулся подземный поток…
Здесь бежать было некуда. Ну что ж, он постарается захватить с собой побольше этих тварей; видно, Богам очень нравится именно этот спектакль, раз они решили вновь поглазеть на него – и это после столь короткого перерыва!
Киммериец вскочил на ноги. Здесь, в узкой галерее, он продержится дольше. Не было света, придется рубить на звук – да еще на блеск глаз. У птауаканских тварей глаза, насколько он помнил, не светились…
Бесчисленные лапы чуть слышно шелестели, ступая по камню. Вот твари оказались в пределах досягаемости – и клинок Конана взял с них первую дань.
Это и впрямь оказалось почти как в антильских подземельях. Некоторое время Конан вовсю рубил направо и налево, хорошие доспехи защищали от укусов – однако силы таяли очень быстро. “Ну что ж, – пришло холодное и твердое решение, – когда я почувствую, что приходит конец… думаю, я сумею попасть этим железом куда следует”.
И он рубил. Рубил, чувствуя, как с каждым взмахом тяжелеют руки и немеют плечи, как непереносимой
