гипотетический перепихон с Маноло Блаником и его обувной колодкой можно считать обменом опытом.
Фальшивая сука.
Я вижу сучью спину и рядом – другую спину, без ангельских крыльев, но с тонкой плетью позвоночника – плетью или это все-таки стек? Неважно, и то и другое одинаково больно хлещет меня по лицу, сечет по глазам, с оттягом, единственное, что мне остается, – привкус пластикового стаканчика, а сочинять истории про города на холмах я не мастак.
Но я легко могу их представить, не истории – города с одной улицей, на которой мы обязательно разминулись бы с Тинатин. Даже если улиц было бы несравнимо больше, мы все равно разминулись бы, даже если на каждой из них было бы по кинотеатру – мы все равно разминулись бы, Тинатин не производит впечатления девушки, живо интересующейся экранными тенями.
Она и сама скоро станет тенью.
Совсем скоро. Сейчас.
– Макс!..
Я не верю своим ушам. Глазам, впрочем, тоже не верю, как можно поверить в то, что Тинатин останавливается – у самого края воронки, куда Лорино неуемное либидо готово затянуть ее? Но Тинатин останавливается.
– Не отставайте, Макс!..
Это может означать только одно: я принят в компанию карусельного секонд-хенда, вряд ли это понравится Лоре, дважды, трижды не понравится, пусть так, но выбор всегда останется за Тинатин.
Этот город незнаком мне. Этот дождь – тоже.
Когда-то, каких-нибудь три часа назад, он назывался Санкт-Петербургом, я прожил в нем всю жизнь, кратковременные отлучки не в счет, кратковременные женщины не в счет, изменить привычный ландшафт они не в состоянии.
Теперь же привычного ландшафта не существует.
Не то чтобы он был так уж непохож на себя, я все еще различаю знакомые силуэты домов и ту ломаную, почти готическую линию, которая образуется в месте соединения неба и крыш, на этом сходство заканчивается. Интересно, узнает ли ландшафт Лора, ни у кого из нас нет зонта, вот что сейчас нам необходимо – зонт. Неважно какой – со сломанными спицами, найденный в ближайшем кафе, украденный у старика, задремавшего в автобусе, ничто так не сближает влюбленных, как ритуал мелкого воровства совсем уж бесполезных вещей. Исходя из этого, мы с Лорой, одинаково влюбленные, должны броситься друг другу в объятья, совсем как в фильме «Мужчина и женщина», Трентиньян – Эме, Эме – Трентиньян, гоночное авто и дети в отдалении, они не влюблены друг в друга. Но фишка в том, что Лора и я тоже не влюблены друг в друга, вся сила страсти – и моей, и Лориной – направлена на один объект:
Тинатин.
Тинатин, стоящую в отдалении, как дети, как гоночное авто. Тинатин, ни в кого из нас не влюбленную. И я готов вынести эту ее невлюбленность, лишь бы быть уверенным: она распространяется и на Лору. Но как я могу быть уверенным, я не уверен даже в собственном городе.
В дожде тоже есть что-то неестественное.
Он застает нас врасплох,
