государстве Таджикистан», сразу же уволился из милиции. Сказал, что поедет к знакомым в Тверь, переименованный ныне город Калинин, и там, видимо, останется. Но в госпиталь, к Большакову обещал заехать.
Соседом по палате оказался скромный белорус Володя Гурвич, выпускник «бабушкинского» училища и до недавнего времени проходивший службу в Нахичеванском пограничном отряде в должности коменданта. Несмотря на то, что он по выпуску был моложе Большакова на целый год, его парадный китель – висящий в палате в шкафу – уже украшали майорские погоны, медаль «За отличие в охране государственной границы СССР» и два ордена Красной звезды.
– Оказывается мы с тобою соседи не только по палате, но и по учебе и последнему месту службы, – Николай улыбнулся и присел на подоконник, посмотрев на желто-красно-зеленый лес. – Нас разделяло всего каких-то пару тысяч километров. Как говорят служащие здесь – мы с тобою обрели для службы «теплое место»…
– …Которое в одно мгновение в 91-м превратилось в настоящую «горячую точку», – быстро продолжил Гурвич. – Последние годы каждый выход на дежурство было сродни боевой операции. У нас удивительное место – своеобразный анклав Азербайджана на Армянской территории. И эти две бывшие братские республики готовы были поубивать друг друга за этот кусок земли и, естественно нас – советских пограничников, стоящие здесь по всему кругу буфером.
– Я вот тут, около полугода назад, – Володя что-то вспомнил и хотел выговориться, – попытался на неделю смотаться в свою родную Белоруссию. К родственникам, друзьям. Ну и ради сокращения расстояния вылетел на азербайджанском вертолете в Баку. Чтобы потом сразу бортом в Москву.
– Так вот, представляешь, эту чертову вертушку сбили недалеко от государственной границы…, – продолжил офицер и тяжело выдохнул.
– Ну и как там было? – переспросил Большаков в надежде на то, что Гурвич расскажет, как попали в вертолет, как машина, потеряв управление, стала быстро падать… Даже мурашки пробежали у Николая по спине… Не зря же, он не любил летать этим видом транспорта…
Но Гурвич лишь махнул рукой, и, посмотрев на Большакова, грустно сказал:
– Я, блин, из-за этих неподконтрольных никому партизан потерял три дня от отпуска, – и добавил, – пока из-под обломков вылез, пока первую помощь летчикам оказал, потом пока до аэродрома добрался…
Николай от души рассмеялся, и, взбив кулаком подушку, лег на кровать. Он такого не ожидал такого поворота, привыкнув в последние несколько лет к тому, что некоторые офицеры, наоборот, о «своих подвигах» стали рассказывать ярче, зачастую приукрашивая реальность и само событие, чем оно было в реальности. А тут, наоборот, такая скромность…
– К слову, – Большаков посмотрел на товарища, – был тут не очень давно свидетелем одной пресс-конференции нашего Главкома погранвойск СНГ генерал-полковника Ильи Яковлевича Калиниченко. Так там, какой-то иностранный журналист задал
