не отличался ростом, то вот такое отличие у него все же имелось.
Арман заглянул в кухню, в которой почти ничего не осталось, потом в пустую столовую с обоями в потеках воды.
«Что здесь случилось?» – спрашивал он себя.
Что такого случилось в жизни мадам Баумгартнер? Почему она была вынуждена выбирать незнакомых людей на роль душеприказчиков? Куда делись Энтони, Кэролайн и Гуго?
– Крыша протекает, – сказал Бенедикт, проведя большой рукой по пятну на обоях в столовой. – Влага просачивается по стенам. Все гниет. Жаль. Посмотрите на эти полы.
Они посмотрели. Старая сосна. Покоробленная.
Бенедикт пошел дальше, осматривая комнату, вглядываясь в потолок.
Он расстегнул молнию своей зимней куртки, под которой оказался свитер, отчасти ворсистый, отчасти плотно вязанный, а примерно треть выглядела так, будто ее изготовили из стальной стружки.
Мирна не могла поверить, что человек может чувствовать себя удобно в таком свитере, но было вполне вероятно, что изготовила эту вещь его подружка.
Вероятно, он любит ее. Сильно любит. А она любит его. Все, что она создала, предназначалось ему. То, что ее творения выглядели ужасно, ничуть не умаляло ее заботы. Правда, не исключалось, что она делала их такими специально. Не только для того, чтобы он выглядел идиотом, но и чтобы причинить ему физическую боль: свитер из стальной стружки наверняка царапал и натирал молодую плоть под ним.
Она либо сильно любила Бенедикта, либо презирала его. Сильно.
А он либо не видел этого, либо ему нравилась боль, оскорбления – есть люди, которым приятны такие вещи.
– Ну, так вы хотите быть исполнителем завещания? – спросила Мирна.
– А что я должен буду делать? – спросил Бенедикт. – Что мы все должны будем делать?
– Если завещание простое, то немногое, – сказал Арман. – Смотреть, чтобы платились налоги и оплачивались счета, чтобы завещанное доставалось тому, кто назван в завещании. Потом продажа собственности. С этим помогает нотариус. Душеприказчиками обычно становятся члены семьи и друзья. Люди, которым доверял завещатель.
Трое переглянулись. Никто из них не находился в родстве с Бертой Баумгартнер, никто не был ее другом. И все же они оказались здесь.
Арман осмотрел влажные стены – не осталось ли на них старых фотографий, потом пол – не упали ли они туда. Что-нибудь такое, что сказало бы им, кто такая Берта Баумгартнер. Но он так ничего и не увидел. Только неясные отметки на дверном косяке. И лошадка, собачка, мишка.
– Звучит не так уж страшно, – сказал Бенедикт.
– Это в случае, если завещание простое, – сказал Арман. – Если нет, то на это может уйти много времени. Очень.
– Ну несколько дней, да? – спросил Бенедикт. Не получив ответа, он добавил: – Недели? Месяцы?
– Годы, – сказал Арман. – На исполнение некоторых завещаний уходят годы, в особенности если между наследниками возникают споры.
– А такие споры – дело нередкое, – сказала Мирна. Она развернулась
