в компетенции коммандера. Не вас.
Лакост смотрела на старшего суперинтенданта Гамаша и не могла понять, что у него на уме. Он, казалось, просит о помощи, но в то же время что-то утаивает от нее.
– Вы мне не все говорите.
– Позволь мне спросить у тебя вот что, Изабель, – сказал он, игнорируя ее слова. – Что бы сделала ты на моем месте?
– И у кадета обнаружились бы наркотики? Я бы оставила решать коммандеру академии. Это не ваше дело, шеф.
– Нет, Изабель, мое. Если у нее оказались мои опиоиды, как ты сказала.
– Откуда у нее эти наркотики? – спросила Изабель. – Она вам сказала?
– Коммандер еще с ней не разговаривал. Насколько ему известно, кадет Шоке даже не понимает, что у нее найдены наркотики. Я сейчас еду туда. Если он ее отчислит, она погибнет. В этом я уверен.
Лакост кивнула. Она тоже это знала. Большинство не знало только, ради чего Гамаш вообще принял Амелию Шоке в академию. Почему этой неуравновешенной молодой женщине, имевшей за плечами наркотики и проституцию, предоставили вожделенное местечко в школе Sûreté.
Но Изабель знала. Или думала, что знает.
По той же причине он вмешался и в ее карьеру и предоставил ей работу.
Он вмешался и вытащил наверх Жана Ги за минуту до того, как его самого уволили.
По той же самой причине старший суперинтендант Гамаш собирался убедить нынешнего коммандера оставить кадета Шоке в академии.
Коммандер был человеком, который искренне верил во второй шанс.
Вот только для Амелии Шоке это был не второй шанс. Уже третий.
А третий, на взгляд Лакост, был на один больше допустимого.
Вторые шансы предоставлялись из милосердия, а третьи от глупости. И возможно, еще от чего-то похуже.
Это было – или могло быть – чревато прямой опасностью: верить, что человек способен на искупление, тогда как он доказал: нет, не способен. Амелию Шоке поймали не на мошенничестве во время экзамена, не на похищении какой-нибудь безделушки у однокашника. Ее поймали с наркотиком, таким мощным, таким опасным, что он фактически убивал каждого, кто его принимал. Амелия Шоке знала это. Знала, что торгует смертью.
Старший инспектор Лакост смотрела на уверенного человека перед ней, который верил, что спасти можно любого. Что он может их спасти.
Эта его черта была одновременно и необходимым свойством, и ахиллесовой пятой. И мало кто знал лучше, чем Изабель, что это значит. Некоторые случаи наделали немало шума. Другие проходили незаметно. Но из ахиллесовой пяты никогда ничего хорошего не выходило.
Изабель заметила, что правая рука Гамаша не дрожит. Но сжата в кулак.
Глава двенадцатая
– Садитесь.
Коммандер Академии Sûreté не стоял, когда кадет Шоке вошла в его кабинет, как не стоял и старший суперинтендант Гамаш.
Амелия подождала у дверей, как всегда дерзкая, потом прошла по комнате и уселась на указанный ей стул, плотно сложила руки на груди. Уставилась прямо перед собой.
Выглядела она точно такой,
