из стороны в сторону. Августа испугалась и заревела во все горло. Она была так мала, так беспомощна, что это привело мисс Семафор в чувство: ей стало жалко сестру. Прюденс перестала ее трясти и принялась унимать.
– Ну-ну-ну! Ну-ну-ну! – восклицала она, как будто говорила с настоящим ребенком. – Не плачь, я что-нибудь придумаю. Ты, вероятно, выпила слишком много эликсира? Если так и было, то просто подними руку.
Крошка повиновалась.
– Ты плохо себя чувствуешь?
Ребенок покачал лысой головой и предпринял попытку изобразить, что страдания его были, главным образом, душевные.
– Ну, теперь помолчи немножко, перестань плакать и дай мне подумать. Постарайся заснуть: может быть, действие эликсира ослабеет, и ты скоро вырастешь.
Устроив ребенка поудобнее, подоткнув под него одеяло, Прюденс беспокойно заходила по комнате. Временами она ненадолго останавливалась для того, чтобы взглянуть на странное маленькое созданьице, поставившее ее в столь затруднительное положение. Мисс Семафор отчаянно хваталась за голову и грызла пальцы. Устав от бесцельного хождения, она бросилась в кресло и тупо уставилась в окно, выходившее на улицу. Чем больше Прюденс думала, тем неприятнее ей представлялось все дело. Как Августа могла совершить такую нелепость, как она могла опустошить весь пузырек, как он мог разбиться – мисс Семафор только догадывалась. Во всяком случае, итог был достаточно плачевный: ее сестра не остановилась ни на тридцати восьми годах, ни на двадцати восьми и даже на восемнадцати – она одним прыжком достигла восьмидневного возраста.
«Слава богу, – думала мягкосердечная даже в своем гневе и недоумении Прюденс, – слава богу, что в пузырьке не нашлось еще нескольких капель, а то от бедной Августы не осталось бы теперь и следа!»
После долгих размышлений не очень молодая особа, бывшая до сих пор младшей мисс Семафор, встала и пошла и свою комнату. Одевшись, умывшись и причесавшись, она вернулась к постели сестры. Малышка не спала, но плакать перестала. Только по широко раскрытым умным глазам, производившим какое-то жуткое впечатление на этой безобразной красненькой рожице, Прюденс догадывалась, что разум все еще присутствовал в ее уменьшившемся теле. «Удивительный ребенок», «волшебное дитя», «подкидыш фей» – вот как назвал бы мисс Августу Семафор всякий, кто не был посвящен в тайну ее омоложения.
– Августа, – торжественно обратилась к сестре Прюденс, – я все обдумала. Сразу после завтрака я пойду к миссис Гельдхераус и спрошу, не может ли она дать тебе какое-нибудь… противоядие. Если она откажет, то я не знаю, что с тобой будет, потому что сказать правду здесь, в пансионе, невозможно. Во-первых, выдавать подробности дела крайне неприятно, так как мы станет всеобщим посмешищем, во-вторых, мне просто не поверят. Если мне не удастся достать что-нибудь для тебя, то единственное наше спасение заключается в том, чтобы уверить всех, будто ты получила письмо, в котором тебя вызывают в деревню по важному делу. Я извинюсь за тебя перед всеми, скажу, что ты уехала,
