пользоваться косметикой – это гнусно! – с жаром воскликнула мисс Семафор. – Что касается меня, то я никогда не могла понять, как можно пудриться и румяниться.
Благовоспитанность не входила в число добродетелей мистера Лоримера, впрочем, в пансионах принято говорить друг другу такие вещи, которые вправе говорить только родственники.
– Краска для волос, – сказал он, пристально взглянув на голову Прюденс Семафор, – очень вредна. В сущности, даже хуже всего. В газетах писали об одном ужасном случае: женщина покрасила волосы в черный цвет, а на следующий день умерла. Мгновенное размягчение мозга, говорят. Жидкость всосалась.
Очевидность намека придала соль рассказу. Медицинская дама, гордая своей цветущей внешностью, не нуждавшейся в косметике, расплылась в улыбке, однако не могла удержаться от замечания, что такой болезни, как мгновенное размягчение мозга, не существует.
Миссис Дюмареск, памятуя о своем дипломатическом воспитании, приняла вид столь серьезный, что и ребенок догадался бы: что-то не ладно. Августа Семафор пробормотала:
– Как ужасно!
Она одна ничего не поняла. Прюденс сердито посмотрела на мистера Лоримера.
– Э-э, что такое? – промямлил майор Джонс.
Но тут миссис Уилькокс встала, и по ее сигналу дамы выплыли из комнаты, оставив мужчин курить сигары и сплетничать.
II
Вечер в пансионе и важное письмо
У всех пансионов есть одна общая черта: они сближают людей, ничем не связанных между собой. Дом номер 37 на Биконсфильд в Южном Кенсингтоне не был исключением. По большей части его населяли женщины – вдовы и дочери людей, имевших какую-нибудь профессию. Там также проживало несколько бездетных супругов и несколько – впрочем, очень немного – холостяков – или старых, или необычайно молодых. Некоторые жильцы были со связями, некоторые с состоянием, но все необыкновенно скучны, и лишь немногие благочестивы. Почти все постояльцы втайне ставили себя выше других. Они являлись своеобразным образцом британского филистерства и наглядно демонстрировали низкий интеллектуальный уровень рядового обывателя.
За неимением занятий и каких-либо интересов жильцы с удовольствием предавались обсуждению друг друга: мужчины толпились в курительной комнате, дамы собирались в гостиной. Между этими группами был вооруженный нейтралитет. Тот или та, кто отваживался вторгнуться во владения противника, считались или дерзкими, или невоспитанными. Все вместе, тридцать пять человек, собирались только за обедом, соседей за столом определял случай.
Девушки, проживавшие в этом доме, проводили время невесело. Бедняжки! У них не было ни поклонников, ни интересов, ни общества, ни будущего, ни доходов, нуждавшихся в управлении. Когда они переставали быть новоприбывшими, мужчины, не годившиеся, впрочем, в женихи, начинали обходить их вниманием. К девушкам относились с небрежностью более обидной, чем нелюбезность,
