звон церковного колокола, и все – мужчины, женщины и дети – спешат на площадь.
– Сейчас еще слишком рано для начала церемонии, – шепчет кто-то.
– Я слыхал, что предстоит казнь, – говорит жене один из мужчин.
– Но сейчас же не полнолуние, – отвечает она.
– Они что, разыскали узурпаторшу? – спрашивает мальчик, дергая мать за юбку.
Я вытягиваю шею, желая разглядеть то, что творится на площади, и, действительно, стражники катят к виселице приставные ступеньки. От лязга металлических колес в венах стынет кровь.
Когда мы собираемся вокруг древа наказаний, я окидываю взглядом толпу, пытаюсь отыскать какой-то намек на то, что нас ждет, но все стоят, словно остолбенев, и неотрывно глядят на тускнеющий свет на холодных стальных ветвях.
Я начинаю гадать: не об этом ли Ханс пытался мне рассказать, не было ли это остережением.
Вперед выходит отец Эдмондс, белые одежды туго обтягивают его пузатое тело.
– Нынче, в наш самый священный день, на рассмотрение совета было представлено дело о волшебстве.
Не знаю, возможно это паранойя, но мне кажется, что взгляд матушки устремляется на меня.
Мои сны. Я с усилием сглатываю и оглядываюсь по сторонам – не слышал ли кто-нибудь, как я сглотнула.
Я ищу глазами Майкла и вижу, что он стоит в передней части толпы. Неужто он донес на меня? Неужто он настолько разозлился, что рассказал совету о девушке из моих снов?
– От имени совета выступит Клинт Уэлк, – говорит отец Эдмондс.
Отец Майкла выходит вперед, и мне кажется, что мое сердце сейчас вырвется из груди. Мои ладони вспотели, во рту пересохло. Должно быть, Пенни и Клара чувствуют, что мне худо, – во всяком случае, они придвигаются чуть ближе, одна справа, другая слева.
Стоя перед нами возле древа наказаний, мистер Уэлк опускает голову, словно молясь, но готова поклясться – я вижу на его лице чуть заметную улыбку.
Мне становится невыносимо. Внезапно вспоминаются все мои многочисленные грехи – их накопилось столько, что и не счесть. Я расслабилась, повела себя слишком беспечно – мне не следовало рассказывать о своих снах, если уж на то пошло, мне вообще не следовало их видеть. Возможно, в глубине души я даже хотела, чтобы меня поймали? Я уже готовлюсь ответить на обвинения, уверять совет в том, что раскаялась, поклясться избавиться от своих волшебных чар и впредь вести себя хорошо, но тут мистер Уэлк открывает рот. Сейчас он произнесет звук «Т», – проносится у меня в голове, – но вместо этого его губы смыкаются, произнося «М».
– Мэр Фэллоу, выйди вперед.
Я шумно перевожу дыхание, но этого, похоже, никто не замечает. Наверное, то же самое сделала каждая из девушек, стоящих в толпе. Несмотря на все существующие между нами различия, каждая из нас боится одного и того же – того, что назовут ее имя.
Когда миссис Фэллоу выходит из толпы, женщины подаются вперед и принимаются
