потому, после дежурных сомнений, отправился к старому канцелярскому волку ветерану бюрократических битв и кавалеру ордена пыльных бумаг, Геннадию Матвеевичу Скворцову.
Кабинет Скворцова напоминал пещеру. Темный, заставленный старыми, дряхлыми шкафами, широкими столами с потрескавшимися столешницами и огромной, снисходительно взирающей на жизнь тумбой.
Шкафы были до краев забиты черными, серыми, синими и красными папками. На корешке каждой папки было аккуратно и предельно разборчиво написано, чем именно эта папка так дорога Министерству и почему она должна занимать почетное место в кабинете самого Скворцова.
На столах все пространство было забито бумагами, которым только предстояло когда-нибудь встать в гордую позу в одном из шкафов. Бумаги скромно теснились, толкаясь и завистливо косясь на своих более удачливых коллег, имеющих собственную жилплощадь на недосягаемых полках.
А на единственной, твердо стоящей на коротких ногах тумбе вольготно расположилась гордость Геннадия Матвеевича – высокая, раскидистая пальма, на толстом стволе которой сидела смешная резиновая обезьянка. Обезьянка крепко держалась за пальму и скорбно улыбалась половиной бесстрастного рта. Вторая половина была надежно укрыта широким пальмовым листом.
Обнаружить в этих бумажных джунглях непосредственного хозяина кабинета удавалось далеко не всегда. Недостаточно внимательный посетитель очень легко мог упустить из виду небольшую, приземистую фигуру Геннадия Матвеевича и, сокрушенно покачав головой, отправиться в обратный путь.
Между тем Геннадий Матвеевич почти всегда был на месте. Просто, проработав в Министерстве больше тридцати лет, он достиг той степени просветления, которая позволяла ему становиться совершенно неотличимым от обстановки кабинета.
Владимир тоже не сразу увидел Скворцова. Но он точно знал, как определить, что Скворцов на месте. При входе взгляд посетителя упирался в календарь седого года. Календарь навечно застыл на развороте его Сиятельства апреля. Помимо апреля, на развороте была фотография прекрасной, полногрудой блондинки в ярко-желтом бикини.
Так вот, когда Геннадий Матвеевич находился на месте, улыбка блондинки была особенно жаркой. Но стоило Скворцову отойти, как улыбка девушки бледнела и едва ли не рассыпалась под неуверенными лучами молодого апрельского солнца.
Так что Владимир быстро взглянул на календарь, убедился, что улыбка блондинки безупречна, и решительно поздоровался.
– Доброе утро, Геннадий Матвеевич!
– Допустим! – раздался мягкий голос Скворцова.
Сам он появился только через минуту, с едва слышным поскрипыванием и посвистыванием выбравшись из какой-то невообразимой кучи бумаг.
– А, Володя! – улыбнулся Скворцов и пожал Владимиру руку. – Как дела? С чем пришел?
Владимир вкратце изложил суть проблемы и попросил о посильном участии в ее скорейшем разрешении. Скворцов нахмурил брови и задумался.
– Через
