нищета современности…»
– А почему сразу – «нищета»? – зачем-то спросил Костя.
– Не нравится «нищета» – замени так: «грустная гнусь современности». Пожалуй, так и оставь! Молодец! Умеешь корректировать. Дальше: «…в твердом уме и зрелой памяти утверждаю, что сколько себя помню, столько липачил, то есть обманывал любимую Советскую власть и родной русский народ».
– Но я же не обманывал! – отчаянно вскричал Конебрицкий.
– Ну это тебе придется доказывать в суде.
– В каком? – вырвалось у него.
– Сперва – в народном, потом – в Божьем.
– Но…
– Пиши дальше! – прикрикнул на него Прыга. – «Хоть мне и нелегко признаваться, но я уверяю, что десятилетку – не кончил». В скобках обыкновенных – «только семь классов и восьмой коридор. В аттестате зрелости ошибочно написано, что прошел полный курс средней школы и обнаружил…»
Прыга умолк, разминая свои заскорузлые пальцы, словно, сведя их в кулак, собирался звездорезнуть Костю по лицу, что он напрочь забыл – с двумя «т» пишется слово «аттестат» или только с одной.
– Написал? – спросил он. – Хорошо. Дальше так. «Институт я бросил на первом курсе». В простых скобках: «диплом получил под гипнозом». Фигурные скобки: «а под наркозом стал сперва кандидатом, а потом и доктором наук».
С новой строки: «Ежели все это не подпадает ни под одну из статей Уголовного кодекса, то пусть простит меня Бог. Более не буду. Хотя страсть как хочется стать академиком».
Последние фразы Конебрицкий писал как в тумане. Он не мог понять, как этот поганый Прыга мог прознать про все, о чем, что называется, ни одна душа не знала – не ведала.
– Этот документ, – повертел он в руках бумажку, – будет храниться у меня на тот случай, ежели ты вздумаешь стукнуть на меня ментам. А обожателем из своей хевры ты ничего обо мне не скажешь по другой причине.
– По какой же? – сам не ведая зачем спросил Костя.
– По той, что мы образовали контору естественной смерти.
– Что это? – без любопытства поинтересовался он.
– Ну то, что прежде, чем человек уйдет в мир иной, он должен к этому быть готов. Это в Англии так. Вот решили мы и у нас применить.
– Кто это – «мы»?
– Тут я надеюсь на твою догадливость. А признаюсь только в одном: с проверкой-то липанули мы вас.
– Как? – вырвалось у Конебрицкого.
– Маркелыч! – крикнул Прыга в сторону закрытой двери.
– Да он глухой, чего ты ему орешь? – остановил Коську Конебрицкий.
– Это он тебя не слышит, а меня…
В это время открылась дверь.
– Ты меня звал? – спросил старик.
– Скажи этому скесу, – указал он на Константина, – как ты придумал проверку им замастырить.
Дед незнакомо ухмыльнулся.
И тут Конебрицкий ужаснулся: он действительно видел его среди членов комиссии. Только борода у него была в ту пору
