убит в телефонной будке ударом ножа в горло.
Вот тут-то Аверьян Максимович и решил это дело взять на себя. Слишком много в нем оказалось непонятным и загадочным. Та же «бээмвэшка». Что за нею стоит, ежели она вынырнула из недр безнадежного угона и с прежними номерами столько колесила по городу?
Одно стало ясно, во всем этом деле замешана женщина, раз Тонкачев произнес слово «велела».
Но первое, с чем пришел к нему Озолов, – был опознан труп. Когда его предъявили корейцам, они в один голос сказали, что это – Ким Юн Ман.
О нем уже в милиции кое-что было известно. Например, что он скупает тут цветной металл и отправляет его за границу, а сюда гонит разный импортный товар, продавая который и кормится вся община.
Сам же Ким несколько раз был замечен в чем-то близком к махинациям. Но доказать это так и не удалось, потому от него отстали.
Но то, что еще припас Озолов, заставило полковника Курепина присвистнуть.
Артем Илларионович положил перед ним фотографию, на которой – в свадебной фате – рядом с Ким Юн Маном была не кто иная, как Радмила Пичакчи.
– Так, значит, в багажнике ее машины был собственный супруг? – вырвалось у Курепина.
– Выходит так.
И в этот момент позвонил Ульбеков и сообщил, что в лесопосадке никаких стреляных гильз найдено не было.
– Да откуда они там! – сокрушенно произнес полковник и повелел: – До приезда нашей опергруппы к телефонной будке, где убит Велимир, никого не подпускать.
– Ну и какие у вас мысли? – спросил своего бывшего начальника Озолов.
– Ты знаешь, даже сказать нечего. Во-первых, надо немедленно допросить Пичакчи. Поехали к ней сейчас же!
Он собрал со стола какие-то бумаги, сунул их в сейф, натянул шинель.
Садясь в машину, он думал о корейце. Подторговывать бы ему потихоньку – нет, на быстряк потянуло, на шармака. И вот – веревка на шее.
– И может, не на одной.
Это неожиданно сказалось вслух, и он покосился на шофера, но тот не обратил внимания на то, что бубнил начальник, тем более что в это время о чем-то говорил с Озоловым, удобно устроившимся рядом с ним, потому как Курепин всегда ездил на заднем сиденье.
Дом нашли быстро. Позвонили.
Когда с третьей попытки никто не ответил, дверь напротив отщелилась, и старческий голос ответил на вопрос, который еще не задан:
– Она на дачу уехала.
Когда – вдогон захлопнувшейся двери – Озолов задал вопрос: «Где у нее дача?», старуха не ответила, равно как и не открыла дверь, когда нажали кнопку ее звонка. Зато вышел сосед из квартиры, что соседствовала с обиталищем Пичакчи.
– Извините, вы к моей соседке? – спросил он.
Заискивания портили его стать. Он становился жалким и бессмысленным.
И вдруг начал нести, как показалось Аверьяну Максимовичу, какую-то околесицу:
– Человек проверяется в неудобствах. В комфорте всяк ангелом кажется. А вот когда у тебя на одной ноге сапог, а на другой лапоть, – тут уж не до благодушия.
