порывисто поднялся, взял раковину и так, как это делала Вера, приблизил к другой раковине. К ушной.
Слух занял шепотливый шорох.
Изредка он был перебиваем какими-то более зрелыми звуками.
Но он точно знал, что в комнате их быть не должно.
Значит, они исходили из других квартир или даже с самой улицы.
И вдруг подкипятила душу мысль: а может, это периодически включался параллельный мир?
И может, именно ему так невинно улыбалась Вера.
Он положил раковину на место.
И увидел машинку.
Ту, зингеровскую, которую он как-то купил ей на толкучем рынке в Свердловске.
«Толкучий рынок» – как сейчас это звучит непривычно!
Даже чуждо.
Машинка оказалась нерабочей.
И, что удивительно, Вера ее отремонтировала.
Сама.
Максим никогда не думал, что столько неимоверно много связано в этом доме с Верой, теперь уже покойной его женой.
Он не мог смириться с тем, что ее больше нет в живых.
Это надо ввести себя в новый круг понятий и физическое доказательство подтвердить каким-то духовным посылом, строгим, как взыскательная проверка.
И это ей – одна из последних – принадлежит такая фраза: «Сбежать от страданий жизни невозможно. Можно просто не жить». Что она сейчас с успехом и делает.
А он никак не подойдет к анализу прожитых лет, в духовный диапазон которых заключены особенности его судьбы.
Хотя…
Максим ловит себя на лукавстве.
Ибо сейчас, как кто-то удачно выразился, он проходит «полосу отчуждения», то есть сбывает те сорок дней, после которых, как гласит православная присказка, душа новопреставленной Веры-Вари-Вики возлетит на небо и, чтобы оставшиеся на земле обзавидовались ей, даст какой-то знак, который наделит правом вспоминать об этом с религиозным трепетом и благочестием.
Он даже хочет предугадать, какой это будет знак.
Максим еще раз оглядел комнату, с придиром ища, что тут напоминает о нем.
Под окном взгурлил голубь.
Где-то далеко стал глодать тишину своей беззубостью чей-то зов.
И Максим вдруг вкопано остановился.
Он неожиданно понял, что устойчиво живет здесь как память, – запах.
Ее запах.
Отдающий чуть-чуть полынью и чабрецом.
И как только минут эти сороковины, как их зовут, и он пройдет ту самую «полосу отчуждения», что будет дальше? Ведь Вера унесла с собой глубокую энергию своего четкого характера, способную не только реагировать на любые ситуации, но и зарядить упорством и целеустремленностью все и вся вокруг.
Но она не считала, что моральные сферы лежат только в плоскости целесообразности.
Ибо искать в себе гармонию может только сумасшедший, не знающий уроков предшествующих исторических эпох. Когда пугающую бедность пытались обогатить за счет новых религий.
Вера не пугала его наплывом чего-то чрезмерного.
Это
