вдохновения – это то, к чему человек должен стремиться всю свою сознательную жизнь.
И надо не бояться бросать вызов традиции.
И теперь он, как лейденская банка, ждал возможности поделиться искрой не с любой аляповатой неосторожностью, а с тем, что четко знает о силе тока на концах проводника.
Питая слабость к неожиданной подчиненности, Максим как бы забыл, что не изменял пристрастиям ни при каких обстоятельствах. Хотя…
Но теперь он точно знал, что есть высшая воля и проводником ее может быть даже женщина.
Сперва совсем ненужная.
А потом…
Многоточия тут употреблены как полнокровная пулеметная очередь.
Она – атакована.
Своей какой-то телешащей непосредственностью.
Порой он даже забывал, что у него есть Вера.
«Верунчик», – как он говорил.
А теперь он ждал. Но чего?
– «Я прожила безвыборную жизнь», – повторил Максим запись Веры и вдруг завозражал ей, словно она еще была жива.
Ей было конечно же из кого выбирать в том «Леспромхозе», где они, собственно, и поженились.
Но он был там единственным парнем, неподпорченным предыдущими супружествами.
Причем на целых двенадцать лет моложе ее.
И оттого, видимо, сердечной привязанности не произошло.
Тем более чувственной любви.
И с первых, можно сказать, дней их совместной жизни на него давило ее нравственное превосходство.
Больше похожее на снисходительность.
Но все же в жестокую историю их жизнь не обернулась.
Даже не было ничего, проникнутого открытым негодованием.
Больше того, у Веры в разговоре все чаще и чаще стали проскальзывать божественные слова и размышления на тему: чем отличается жизнь земная от жизни вечной.
Но власть опыта брала свое.
И они довольно прилично сосуществовали в рамках заведенного порядка.
Все изменилось, когда они переехали в город.
Там Максим впервые ощутил отсутствие стыдливости у девок и молодых баб.
И вообще, система ценностей здесь исчислялась по другим параметрам.
А потом началось…
Хотя остроумной импровизации не было. Однажды просто сказалось: «А вдруг получится?»
И как-то разом в этом погрязло мудрое рассуждение, что в основании мира лежит тайна.
И видимым образом возник знак, подразумевающий духовную силу и власть.
В ту пору, когда Вера пыталась втемяшить ему евангельские истории, товарищи, которыми он обзавелся, по-другому трактовали отношение к ближайшему времени, уверяя, что все пространство человеческой истории только тогда явится миру в своей первозданности, когда исчезнет в том числе и Божественная тайна Вознесения.
Максим слушал все это сверхдиковинное и пытался выработать в себе сознательное отношение к слову Божьему.
Но
