лозунга: «Технологическая революция – это гормон славы».
Кстати, инженер с фамилией Гормон на лесоповале был.
Выступал уж больно красолюбно.
Кстати, так выражалась Шурова-Касаткина.
А Гормон, перед тем как начинать речь, долго мялся, жался, даже топырился.
Потом начинал:
– У истории всегда слитный шаг.
– Неслыханное новшество, – подвторивал ему кто-то.
А некто из задиристов вопрошал:
– Это когда она на деляну идет али с нее возвращается?
– Ну дай ему дойти до развития свободы, – останавливают говоруна с трубкой, которую, кстати, он больше прочищает, чем курит.
И Гормон продолжает:
– Так вот, только слитность шага может спровоцировать реакцию не замечать огромные погрешности, которыми казнятся нерастраченные чувства миллионов.
У какого-то стукача морда становится тверже приклада винтовки.
– И тогда, – продолжает Гормон, – рабочие капиталистического мира начинают слышать голос эпохи, который призывает…
И тут его перебивает кто-то из тех, кто в свое время активно осваивал Соловки:
– А знаете, как у нас расшифровывалось ОГПУ? – И, торопясь, чтобы не перебили, давал такую расшифровку: – О, Господи, Помоги Убежать.
Сдержанный хохот с минуту.
– А ответ, – продолжал он, – в обратном порядке звучал так: «Убежишь, Поймаем, Голову Оторвем».
Как все было в «Леспромхозе» доступно и понятно!
С любого такого словопотешания мужики расходились в задумчивости, а бабы со слезой во взоре.
И разносили по всему поселку наверняка где-то слышанную умность.
– Надо соединить историю с географией, – говорил кто-то.
– У нас сейчас, – вторил ему второй, – невероятные возможности пережить пафос жизни.
А какой там пафос, когда вкалывать приходится до одури и дальше, как тут шутят почти все.
Тот же Гормон почему-то всегда встревает в спор об искусстве.
– Гениальный художник, – говорит он, – как правило, великий труженик, потому что он индивидуальный творец. А так мечты могут всю жизнь пролежать на полке.
Окончание этой фразы обычно сопровождается призывом к продолжению.
– Ну что, пойдем полежим на полке у истории?
Это был намек на баню.
Финскую, конечно.
А Гормон продолжал:
– В настоящей скульптуре всегда видна драматургия материала. – И назидал: – Вкус надо воспитывать.
Так уж случилось, что жесткие отношения с женой здесь, в городе, Максим умягчил ездой.
Не важно на чем.
То в трамвай заскочит.
То в троллейбус или автобус.
А один раз даже схватил такси.
И тогда-то у него навязалась мысль о собственной машине.
О какой-нибудь подержалице с не очень грустной родословной.
Но случай
