садике,Во зелёном садике,
Да под садовой яблонькой,
Под садовой яблонькой
Да там сидел соловеюшка,
Там сидел соловеюшка,
Он сидел, громко песни пел.
…Плескучая какая-то радость в той песенке была.
Казалось, она входила в самое сердце. Сын же в своей клетчатой рубашке напоминал мне самого себя на одной старой фотографии. Когда-то давно её сделал фотограф на детском утреннике. Так вот, на том снимке у меня левый глаз, как пунцовая астра, цвёл. Это из-за девочки я зацепился тогда с приятелем.
– Малыш, а где ж ты научился петь? – спросила бабушка, подмигнув мне.
– Знаешь, – покачнулся на табуретке внук, – а я на студию хожу…
– Ну надо же! А возраст у тебя не подснежниковый, артист?
– Да, подснежниковый…
– Женя Опоченин, мам, студию для детей открыл, – сказал я. – Вот и Артемия нашего приобщает.
– Женя всё один?
– Нет, не один… Аня Шульгина теперь с ним. Севы уже два года как нет, вот они и сошлись. Месяц назад у них родился Егорка.
– Значит, у них теперь Егор и Глеб?
– Да, два пацана.
– А мы с Глебом вместе на студии поём, вот… И знаешь, знаешь, ба…
Внук сбился, почесал затылок, но потом хитро улыбнулся и затараторил:
Сорок амбаров
Сухих тараканов,
Сорок кадушек
Мокрых лягушек,
Кошку драну,
Мышь погану, –
Кто промолвит,
Тот всё съест.
В глазах бабушкиных блестели слёзы, её разбирал смех. Артемий тоже разошёлся и похохатывал, да так, что запомидорился нос. Сын успокоился только тогда, когда свалился с табуретки.
– Пойдёмте-ка во двор! – предложил я.
…Двор зарос травой, как молодой кожей рана.
Под нахмуренными яблонями, возле обтерханной ограды, я увидел мотыгу. Когда шёл к сараю, чтобы подточить инструмент, передо мной мышь пробежала. Артемий отскочил, словно укушенный.
Пока внук бабушке, подвязывавшей малину, рассказал про эту мышь, я не только поправил мотыгу, но и обиходил полдвора. Успел перекинуться приветствием и с молодой соседкой Алиной, которая, ломая смущение, сказала: «Ну, здравствуй!», и с её дедом Тимофеем Ивановичем.
Старик Коваленко, как паромщик наваливаясь на свою палку, подошёл к забору и голоском медовым загнусавил:
– Привет, Алёшка!
– И вам того же…
– Ты в отпуску?
– Навроде.
– Кажут, ветеранские отменят… Не слыхал?
– Не слыхал, дедушка.
– В церкву схожу, помолюсь, чтоб и не отменили… Божий храм, известное дело, – он что ось, вокруг которой колесо исправно крутится…
Старик посмотрел куда-то вдаль рыбьим взглядом и, ничего больше не говоря, поковылял к своей завалинке.
«Сдал дед, вон и кожа уже заголубела».
…Я покурил и взялся за мотыгу.
Вскоре
