сласть лелеять мне шальнуюИ слышать смех ее, начавши щекотать;
Мой Бог! Какая сласть, когда начнет шептать
Мне томным голосом: «Ах, милый мой, умру я».
Когда уж не могу, мой Бог! Какая сласть
С кровати на ковер, играючи, с ней пасть.
Мой бог! какая сласть щипать ее за бёдра,
Вылизывать ей грудь, покусывать сосок.
Мой Бог! какая сласть с ней разминаться бодро,
Блондинкой овладев под легких ног бросок.
«Люблю познания, но книг я не читаю…»
Люблю познания, но книг я не читаю,
Люблю войну, но так, чтоб быть и свеж и здрав,
Люблю я лошадей, чей вид пригож и нрав,
Люблю покой в тиши, и смех я почитаю.
Люблю насмешничать, пуская сплетен стаю,
– Но чтоб при всём при том я оставался прав;
Люблю честной наряд, чтоб был не мят рукав,
Люблю на Корабле плыть по морскому краю.
Люблю безлюдные и людные места,
Люблю забавы, пляс, я враг твой, маета,
Люблю водицу я, салаты и жаркое,
Люблю закуски я и доброе вино.
Люблю я всё, Саре, но более одно:
Упиться красотой, что нежно правит мною.
Жак Даву дю Перрон
(1555–1618)
Храм непостоянства
Я в честь Непостоянства храм построю;
Влюбленные молиться будут в нем
И приносить обеты день за днем,
Быть может, с покаянною мольбою.
Из легких перьев будет свод просторный,
Его отдам ветрам на произвол;
Алтарь я б там соломенный возвел,
Чтоб сердце в жертву обрекать притворно.
Сей храм украсят дивные картины:
Забвенье, заблуждения, тщета,
Надежды, пыл желаний, суета,
Пустые клятвы, вымысел невинный.
Для освящения моя богиня
Пусть волны призовет, ветра, луну,
Храмовником там службу я начну,
А дама станет жрицею святыни.
Она воссядет в центре как Сивилла,
С треножника серебряного нам
Глаголя то, что лишь пристало снам,
В Непостоянства грезе легкокрылой.
Она заполнит легкие скрижали
Стихами, что навеет ярость ей,
И бросит их парить под эмпирей,
Чтоб небылицы ветры разметали.
Там восклубит она до небосклона
Дым тысяч клятв, у коих лжива суть,
Чтоб в фимиамах Божеству тонуть,
Которому кадит любой влюбленный.
На страже встав перед дверьми святыми,
Всех буду гнать от храмины я той,
Кто не помечен надписью златой —
На лбу не носит Легкомыслья имя.
Притворными слезами, стоном ложным
Я скользкого Протея напою
И вскормленную воздухом Змею[1],
Что глаз морочит цветом всевозможным.
Дочь ветра, не побрезгуй страстотерпцем,
О ты, чей перьями увенчан стан,
Пусть будет доступ в храм счастливый дан
Всем тем, кто, как
Хамелеон – символ изменчивости и непостоянства. По средневековому поверью, он питается только воздухом.
