на выход, завтра с утра занятия, отдыхать пора, – скомандовал староста.
Шинкаренко поднялся вместе со всеми.
– А ты куда собрался, отличник учебы? Кто за чай расплачиваться будет? Неужто Пушкин? – осадил его Олег.
Виталий развернулся и направился к стойке буфета, а Нина только этого и ждала.
– А ты догадливый, Виталий. Молодец!
Нина быстро задвинула засов на входной двери, поставила на стол две рюмки, водку, немного колбасы и хлеба.
– Присаживайтесь, товарищ старший лейтенант, познакомимся поближе.
Знакомство, особенно его вторая часть, было бурным. В подсобном помещении буфета стоял топчан, на котором в перерывах отдыхали буфетчицы, так вот, это наспех сколоченное сооружение до утра скрипело, но выстояло, не развалилось.
На следующий день Виталий выглядел опустошенным, сидел молча и почти ни на что не реагировал. Товарищи старались его не трогать, а преподаватели не делали замечаний, все-таки День Победы праздник святой, праздник великий. С тех пор Шинкаренко стал часто посещать станционный буфет, они близко познакомились с Ниной, им хорошо было вдвоем, они чувствовали друг друга на расстоянии, сопереживали и радовались вместе. Приняла Виталия и дочь Нины, которой было шесть лет, родилась она в мае тридцать девятого, а папа ее погиб в сорок втором году.
Сдав летнюю сессию, Шинкаренко поехал домой в Николаевскую слободу, помогать родителям. Работал Виталий, не перегружая себя. Скирдовал сено, заготавливал с отцом дрова, растил с матерью овощи и делал заготовки на зиму. Каждодневный нетягостный труд, купание в Волге по вечерам оздоравливали и приносили хорошее настроение. Постепенно из головы парня уходила тревога о тяжких последствиях контузии, их просто не было, организм, как юности, был полон энергии, силушка с каждым днем прибывала.
Вере удалось несколько раз завлечь студента к себе. Но встречи их не были горячими. В самые сокровенные моменты Виталий вдруг вспоминал Нину, страсть исчезала, все опускалось внутри и снаружи, и он бежал от Веры. Женщина все понимала, хотя грыз ее душу червь сомнения, порой вспыхивала злость, но это скоро прошло. А Карп Петрович сказал жене:
– Ну, что я тебе говорил, Галю? Сынок-то наш Верке отлуп дал. Ни, не таку жинку нашему Виталику треба. Чую, серденьком своим чую, буде у него краля высокого полета.
– Да нам наплевать на полет. Треба, чтоб жинка его кохала, да нас хоть трохи уважала.
Незаметно для всех пролетел июль, Виталий начал сборы.
– Ты шо, сынку, так рано уехать хочешь, еще весь август впереди?
– Мама, я первого августа должен быть в институте, работать будем на стройках, Сталинград восстанавливать.
Студенты встречались после короткой разлуки, как родные, делились рассказами о доме, о родственниках. Один Олег Боголюбов из общежития не уезжал, некуда было, дом его в Нижнем поселке тракторного был полностью разрушен войной, там же погибли отец и мама. А младшая сестра и родная тетка жили в подвале большой «сталинградской семьей»,
