георгины… Мария окружила их отдельным деревянным заборчиком, укрепила тонкими кольями.
Марию хвалили, на Восьмое марта дарили от общественности то духи, то крепдешиновый отрезик на платье. Она смущалась, говорила: «Да что вы…», «по-ехидному» улыбаясь.
Много знакомых она себе не заводила, дружила со Светой – продавщицей из молочного, полной своей противоположностью: худенькой, задумчивой, невысокой. Парни поначалу подбивались к молодой неунывающей дворничихе густо, но, видно, не очень-то она их привечала, долго никто не задерживался.
Повезло только Виктору, будущему отцу Юрки. Демобилизовавшись с флота, он тоже решил устроиться в городе. На корабле служил он в команде техобслуживания, в железках разбирался и пошёл в домоуправление слесарем. Подтянутый, в бушлате и тельняшке, крепколицый и темноглазый, с тонюсенькими чёрными усиками, он приглянулся Марии. Слово за слово, дальше больше, и во дворе их привыкли видеть вместе, даже не судачили: что ж, пора замуж, пора. Зимой Виктор за полночь частенько помогал Марии убирать снег, однажды зашёл к ней погреться чайком да так и остался почти на четыре года.
Начиналось всё неплохо, Виктора метили в техники, дали квартиру на пятом, когда родился Юрка. Откуда не тем ветром потянуло, но на этих ремонтах, кранах, трубах и постоянных небольших калымах Виктор стал потихоньку выпивать, подолгу просиживал с дружками в подвальной биндежке. Начальство к нему отношение изменило, ссоры с Марией стали привычными. И хоть знали во дворе, что в обиду она себя не даст, но по всему было видно, что долго ей с морячком не прожить.
Пришёл, не задержался особо, день, когда Виктор окончательно разругался с домоуправлением, завербовался куда-то на Сахалин, звал Марию, но не поехала она, хотя развод тоже брать не торопилась. Зарабатывал Виктор в дальних краях неплохо, писем не слал, только на переводах несколько слов чиркал. Деньги высылал не ахти какие, но регулярно. Юрка хуже других не бегал. Через три года заявился в отпуск с каким-то слишком весёлым да диковатым другом, но снова пьяный, и Мария не приняла его. Он уехал к матери в молдавское село, пообещав на обратном пути заехать, оформить развод. Так они расстались.
После Виктора у Марии с год пожил какой-то военный, но тоже она с ним не уживалась, хотя бабы советовали держаться за него: и годы, мол, у тебя, милая, уже к тридцати, и человек трезвый, аккуратный, с Юркой внимательный – чего не жить? Но Мария на советы отвечала коротко: «Всё-то вы видите сквозь стенку, какая у меня с воякой этим жизнь…» Проводив без особых проблем дисциплинированного военного, Мария с тех пор стала жить одна, растить Юрку.
Степан Степаныч ждал уже полчаса, но Марии не было. От нечего делать он внимательно разглядывал их старый четырёхподъездный дом и думал: «Ничего ещё, крепкий, обжитой. Теперь таких не строят, дома-то здоровенные, а дворы – с пятачок, тишины нету. Пацанва вечером выкатит со всех девяти или двенадцати этажей, деваться ей некуда, вот она
