поводу, вспоминая русских царей. В свою очередь я, поскольку он был постарше, называл его по имени-отчеству – Виктор Сергеевич. В тот момент я был под впечатлением от подсчета остающейся у меня суммы и встреча с Пальшиным, естественно, большого восторга у меня не вызывала.
– Как дела, Виктор Сергеевич? – спросил я нейтральным тоном, не показывая своего истинного настроения.
– Все помаленьку, Александр, все помаленьку… – Пальшин затянулся напоследок и отбросил тлеющий окурок на дорогу. – Я тебя что-то давно не видел? Все ли в порядке? – Да понемногу, – кивнул я, понимая, что разведка скоро кончится и мы перейдем к сути вопроса. О том, что произошло с Костей, я говорить не хотел. Пальшин не знал его, видел, может, когда-нибудь мельком, а в общем, все это было для него – чужое.
– Александр… я вот хотел о материи с тобой поговорить… – он бросил проницательный взгляд на пакет с содержимым в моей руке. – О материи, которая неотступно владеет нами… я, видишь ли, шабашку прихватил, но сейчас пустой, у тебя с финансами как? Отдам через неделю. Железно…
– Кое-что есть… – пакет в моей руке не давал мне права солгать. – Полтинник могу дать?
– Пойдет… – радостно засуетился Пальшин. – Через неделю – железно… – повторял он до тех пор, пока пятьдесят рублей не скрылись в кармане его старенькой куртки-аляски.
Мы попрощались, и я пошел к подъезду. Поднимаясь по ступенькам к себе, я думал о том, что денежная проблема вскоре заставит меня бежать на ту же шабашку вместе с Пальшиным.
4
Я смотрел в зеркало, но не видел собственного лица… Все расплывалось, как в лондонском тумане, я протягивал руку, но зеркало как будто отдалялось от меня… дальше, дальше… я услышал глухой стук над своей головой, поднял глаза и заметил маленького паука, бегающего по отвесной стене вверх-вниз, непонятный стук продолжал волновать меня, паук не мог быть причиной этого стука… я продолжал оглядываться, чистая поверхность зеркала привлекала меня… внезапно я заметил, как зеркало треснуло, сеть тонких трещинок затейливым рисунком расползалась до краев зеркальной глади… оттуда, изнутри, что-то вырвалось, как из плена… уродливая голова, маленькие ножки и ручки, огромные глаза – гномик высунул язык, подражая ребенку, смотрел на меня, словно именно я был пришелец из другого мира… потом он что-то пробормотал, его язык постоянно вываливался наружу, как у пресмыкающегося, в его бормотании, похожем на молитву, я уловил намек на давнее обстоятельство моей жизни, любовь к игре древних майя, они играли в мяч так же, как и мы, но разница была в том, что проигравшие майя приносились в жертву… Гном исчез, зеркало превратилось в бесконечную стену, закрывающую меня от солнца…
Я проснулся, отгоняя от себя тяжелое ощущение сна, солнечные лучи проникали в мою комнату снаружи, и я почувствовал легкое прикосновение жизни, отдохнувшее тело приятно застыло под одеялом. Я поднялся, сделал несколько привычных
