выпьем, – подвигая к себе пустой стул и указывая на него, Харлей так и не смог отвести взгляда от лица Фимы.
Помедлив, Тёма сел на поставленный стул. Он, вообще, не ожидал увидеть здесь этих байкеров. Сначала его это испугало, но потом он решил, что бить его точно не будут, столько народу, тогда лучше по мирному отделаться от этих уродов, тем более он видел, что они все – пьяные.
– Выпьем, – пододвигая к Тёме рюмку водки, Харлей и сам не знал, для чего он это делает.
– Пей, брат, – с издевкой в голосе сказал Бегемот, – не отказывай Харлею, он по-хорошему предлагает.
– Пей, – повторил Че Гевара, – прощать нужно уметь. Вот, Харлей в армию идет и предлагает тебе по-людски, чтобы все было, – путаясь в пьяном сознание, высказался он.
– А по-людски простить, – подхватил мысль Койот, – За нами правда, брат, но мы прощать можем, так что ты – пей.
– Не обижай друга, – кладя локти на стол и смотря на парня, Медик ждал, когда тот исполнит желание Харлея.
Видя, что лучше выпить, чем нарываться на конфликт, Тёма взял рюмку. Пусть, это будет его первый и последний в жизни алкоголь, но лучше он выпьет, чем вся эта быдлота опять набросится на него. Он дурашливо улыбнулся Харлею.
Смотря на губы Тёмы, на которых расползлась улыбка, Харлея бросило в жар. Сердце застучало в груди, каким-то бешенным ритмом, а кровь, пропитанная алкоголем, ударила в голову.
– На брудершафт пить будем, – Харлей слышал свой голос, как со стороны.
– Правильно, брат! Нужно закрепить прощение за содеянное, – не очень связно произнес Серьга, наливая себе еще водки.
Слыша лишь удары сердца, Харлей переплел свою руку с рукой Фимы и поднес рюмку к губам.
– Пей.
Это прозвучало таким голосом, что Тёма сейчас бы выпил даже яду, не думая. Он влил в себя всю рюмку, чувствуя, что картинка мира перед его глазами стала расплываться. Дыхание перехватило, он попытался вздохнуть.
Тепло тела Фимы так рядом, вызвало новую волну жара, и мозг Харлея окончательно расплавился в алкоголе. Он залил внутрь рюмку водки, поставил ее на стол, и, притянув Фиму за шиворот, впился в его губы. Сознание затуманилось, был лишь жаркий рот, куда он проник языком, сходя сума от тех ощущений, которых в жизни у него никогда не было. Его вело от власти над тем, кого он целовал, от вкуса того, кого он всасывал в себя, от кайфа, которое он ощущал и от того, что его тело ожило, и волны желания будоражили кровь.
Чувствуя язык Харлея в своем рту, Тёма хотел оттолкнуть его, но руки стали непослушными, а потом уже и не хотелось прекращать это. Ему стало так приятно от ощущения чужого языка, который касался внутри его рта точек, и они посылали отклик в его тело. Было приятно и хорошо, так, что он даже ощутил возбуждение.
– Зачетно, – видя поцелуй после брудершафта проорал Бегемот.
Голос друга ворвался в сознание Харлея. Он оттолкнул Фиму от себя, и, протерев
