Господь каждому определил место в этом мире. Он дал государствам королей, а королям – дворян, их первых защитников. Он дал городам жителей, населяющих их: мещан, торговцев, чернь. Он дал морям отважных мореплавателей, открывающих неведомые земли. Он дал горам хищников и в тех же горах поселил хищных людей, как будто указывая на то, что, имея одно жилище, одни уподобляются друг другу, на то, что эти люди стоят на последней ступени общества.
Сальтеадор хотел что-то возразить, но дон Иниго остановил его словами:
– Дайте мне закончить.
Молодой человек кивнул в знак согласия.
– Итак, – продолжал старик, – только мощный общественный переворот или чудовищное семейное горе может привести к тому, что человек окажется за пределами своего круга, который Господь определил ему и к которому он по праву принадлежал, и попадет в другую, чуждую ему среду. Нас с вами, рожденных для того, чтобы быть дворянами в свите короля, постигла разная участь. Из меня она сделала мореплавателя, а из вас… – Старик умолк.
– Ну что же вы, продолжайте, – с улыбкой произнес молодой человек, – вы мне не скажете ничего нового, и все-таки от вас я готов выслушать все.
– А из вас судьба сделала бандита.
– Да, но вы знаете, что бандит может означать как изгнанника, так и разбойника.
– Мне это известно, так что будьте уверены, я не смешиваю эти два понятия, – сказал дон Иниго, а потом добавил: – Вы изгнанник?
– А вы, сеньор, кто вы такой?
– Я – Иниго Веласко де Гаро.
Услышав это имя, молодой человек снял шляпу и отбросил ее далеко от себя.
– Простите, – сказал он, – я стоял с покрытой головой, хоть я и не гранд.
– А я не король, – заметил с улыбкой дон Иниго.
– Да, но вы благородны, как король.
– Вы меня знаете? – спросил старик.
– Мой отец тысячу раз рассказывал мне о вас.
– Ваш отец знал меня?
– Он говорил мне, что имел такое счастье.
– Так назовите же имя вашего отца, молодой человек!
– О да, да, – прошептала донья Флор, – его имя, имя!
– Увы, сеньор, – ответил бандит с выражением глубокой печали на лице, – моему отцу не доставит ни радости, ни чести, если такой человек, как я, произнесет имя старого испанца, в жилах которого нет ни капли мавританской крови. Не вынуждайте меня прибавлять к его бесчестью и горю, которыми он и без того мне обязан, новое.
– Он прав, отец! – живо воскликнула девушка.
Старик внимательно посмотрел на донью Флор: залившись краской, она опустила глаза.
– Пусть будет так, – ответил дон Иниго, – сохраняйте тайну вашего имени. Но, может, у вас нет повода скрывать причину, заставившую вас жить чужой жизнью? Может, ваше изгнание и удаление в эти горы было последствием какого-нибудь юношеского безрассудства?
