теперь донья Флор поняла весь ужас случившегося. Она испустила крик и быстрым, как мысль, движением выхватила из корсажа маленький кинжал, острый, как игла; его лезвие блеснуло у нее на груди. Бандиты, увидев это, отступили на шаг. Донья Флор, спокойная, смелая, решительная, подобная статуе богини, одна осталась у стены.
– Отец мой, – обратилась она к старику, – что вы прикажете мне?
И взгляд, и голос целомудренной узницы говорили о том, что по его первому слову острое лезвие вонзится в ее сердце. Дон Иниго ничего не ответил, но это безвыходное положение на какой-то миг придало ему сил. Неожиданным толчком он отбросил двух бандитов, висевших на нем, и одним прыжком встал на ноги. Раскрыв объятия, он закричал:
– Сюда, дочь моя, сюда!
Донья Флор бросилась отцу на грудь и, быстро передав ему кинжал, вполголоса проговорила:
– Отец, помните, вы рассказывали мне историю о римлянине по имени Вергиний?[32]
Не успела она произнести эти слова, как один из бандитов, протянувший было к ней руку, упал к ногам ее отца: дон Иниго вонзил ему в сердце хрупкий кинжал, казавшийся скорее игрушкой, нежели средством защиты. В то же мгновение чудовищный крик гнева раздался в венте. Десять ножей открылись, десять кинжалов появились из футляров, десять шпаг из ножен – теперь узникам грозила неминуемая гибель. Осознав, что час их смерти пробил, они обменялись последними поцелуями, прошептали последнюю молитву и, воздев руки к небу, одновременно воскликнули:
– Разите!
– Смерть! Смерть вам! – прорычали бандиты и с поднятым оружием набросились на старика и девушку.
Но в следующий миг раздался звон стекла – кто-то мощным ударом разбил окно. Молодой человек, вооруженный одним кинжалом, который висел у него на поясе, легко впрыгнул в комнату и спросил резким и властным голосом:
– Эй, господа, что здесь происходит?
Этот повелительный тон заставил всех смолкнуть. Ножи сложились, кинжалы скрылись в футлярах, шпаги возвратились в ножны, и разбойники, потупив взоры, тихо отступили, образовав большой круг, в центре которого стояли, обнявшись, отец и дочь. Их лица были обращены к незнакомцу.
VII
Сальтеадор
Внезапное появление юноши, очевидно, стало совершенной неожиданностью как для бандитов, так и для пленников. Этот молодой человек, который таким удивительным образом ворвался в наше повествование и которому уготована в нем далеко не последняя роль, вполне заслуживает того, чтобы мы на время прервали наш рассказ и описали его портрет.
На вид этому юноше было лет двадцать семь – двадцать восемь. Ему очень шел костюм андалусского горца, состоявший из серой широкополой фетровой шляпы, украшенной двумя орлиными перьями, из вышитой кожаной куртки, какие еще и в наше время надевают охотники из Кордовы, когда отправляются в Сьерру-Морену, из алжирского пояса, украшенного шелками и золотом, из шаровар алого бархата с резными пуговицами и кожаных башмаков под цвет куртки, зашнурованных
Вергиний проткнул грудь своей дочери, чтобы избавить ее от бесчестья.
