пробормотал Том, глядя ему вслед.
– Спроси, как его зовут, – сказал я.
Том подошел к одному воспитаннику, поговорил с ним и вернулся ко мне.
– Его зовут Джордж Гордон Байрон, – сообщил он.
Таким образом, я поступил в колледж Гарро-на-Холме в тот самый день, когда лорд Байрон оттуда уехал.
Глава VII
На другой день Том отправился обратно в Вильямс-Хаус, но перед этим сходил еще раз к доктору Ботлеру – попросить, чтобы меня учили, прежде всего, гимнастике, фехтованию и кулачному бою. Впервые в жизни я остался один; я потерялся среди юных сотоварищей, словно в лесу, цветы и плоды которого мне совершенно не известны и где я боялся что-нибудь попробовать.
От этого в классе я не поднимал головы, а в часы отдыха, вместо того чтобы идти с товарищами в сад, печально сидел в уголке на лестнице. В эти часы невольных размышлений тихая жизнь в Вильямс-Хаусе, наполненная любовью моих добрых родителей и Тома, являлась мне во всей своей прелести. Мое озеро, мой бриг, мишень, книги, которые меня так занимали, поездки с матушкой к больным – все это мелькало в моей памяти, и я погружался в уныние, потому что одна часть моей жизни была светлой и веселой, а другая была пока еще темна. Эти мысли тяготили меня до такой степени, что на третий день я уселся в уголке и горько заплакал. Погрузившись в глубочайшее горе, я закрыл лицо руками. Вдруг кто-то положил мне руку на плечо, я досадливо повел плечом, но воспитанник, который стоял возле меня, сказал мне с ласковым упреком:
– Не стыдно ли, Джон, что сын такого храброго моряка, как сэр Эдвард Девис, плачет, как ребенок!
Я вздрогнул и поднял голову, щеки мои еще были влажны от слез, но глаза уже высохли.
– Я уже не плачу, – сказал я.
Воспитанник, который говорил со мной, оказался мальчиком лет пятнадцати, он еще не попал в сеньоры, но из фэгов[5] уже вышел. На вид он был спокойнее и серьезнее, чем молодые люди его лет, и я с первого взгляда почувствовал к нему расположение.
– Хорошо, – кивнул он, – ты вырастешь порядочным человеком. Меня зовут Роберт Пиль. Если тебя будут обижать и я тебе понадоблюсь, только скажи.
– Спасибо, – произнес я.
Роберт Пиль подал мне руку и пошел в свою комнату. Я не посмел идти за ним, но, постыдившись сидеть в углу, вышел на большой двор, где воспитанники играли. Ко мне подбежал какой-то юноша лет шестнадцати-семнадцати.
– Что, тебя никто еще не взял в фэги? – поинтересовался он.
– Я не знаю, что это значит, – признался я.
– Ну, так я тебя беру, – продолжал он. – Теперь ты мой. Меня зовут Поль Вингфильд. Не забывай же имени своего господина… Пойдем со мной.
Я пошел за ним, потому что ничего не понимал и стыдился показать, что не понимаю, притом я думал, что это какая-то игра. Поль Вингфильд продолжил начатую партию в мячи, и я стал подле него.
– Назад, назад, – велел он.
Я подумал, что так нужно
Фэги – в британских учебных заведениях младшие учащиеся, которые «прислуживали» старшим.
