Не знаю, – честно сказал Егор. Потому что рассуждал скорее сам с собой, чем с этим новоявленным братцем-сержантом. – Мне не хорошо и не плохо. Так…
– Вот это уже странно… Плохо ему или хорошо, человек должен знать, – смягчая тон, сказал Михаил.
– А я, представь, не знаю.
– Что так? Раннее разочарование? «Уж не жду от жизни ничего я»?
«А чего я жду, чего хочу?» – подумал Егор и глянул на влажное стекло, за которым совсем потемнело. Он провел по стеклу пальцем, оно скрипнуло.
Правда, чего? Каких радостей в жизни он хочет? Сидеть в компании и балдеть? Но, когда не стало Камы и Шкипа, это потеряло прежний смысл. Из радости превратилось в привычку. Счастьем тут и не пахнет. А что – счастье? Чтобы появился мопед или даже мотоцикл? Но, честно говоря, Кошаку хватает и чужих. Свой-то надоест через неделю, да и возни с ним полно, а к технике нет у Егора Петрова никакого тяготения… Так в чем же радость? Чтобы увидеть, как кто-то боится тебя и делается униженно-покорным? Но это же на несколько минут…
Егор честно перебрал в голове все свои желания, даже самые тайные. Но их исполнение доставило бы лишь короткое удовольствие – как порция мороженого в жаркий день. А какой большой радости он хочет?
Закатиться в какое-нибудь дальнее путешествие, чтобы видеть всякие чудеса?
Егор вдруг вспомнил, как во время плавания по Волге он увидел среди солнечной шири, под очень синим небом и белыми облаками, полузатопленную колокольню. Она подымалась над плесами сказочно и таинственно. Было в этом что-то от прочитанных в раннем детстве волшебных историй – словно обещание загадок и радостных приключений. И Егор повернулся к матери, чтобы сказать: «Смотри, будто парус над океаном, да?»
Но мать говорила с рыхлой крашеной дамой в атласных штанах и отмахнулась: «Не перебивай, Горик, потом…»
И парус увял, а Горик смутно ощутил, догадался в душе, что сказки, красота, открытия – все, что видишь в дальней дороге, – хороши тогда, когда можешь этим поделиться с другими.
А с кем он мог бы отправиться в дорогу теперь? С Копчиком или Валетом? С Курбаши?.. Или с этим вот худым, нудно липнущим к нему двоюродным братцем? Воспитатель с сержантскими лычками! Видели мы таких…
Хмурое отвращение к этому совершенно чужому человеку, который лезет в душу, тряхнуло Егора как крупный озноб.
– Тебе что от меня надо-то? – спросил он в упор.
– Да уже ничего, – устало сказал Михаил и отвернулся… – Ничего… Доеду сейчас до Подлунной, там сяду на обратный поезд… В заколоченный дом не достучишься.
– Давно бы так, – буркнул Егор и подумал: «А мне-то сколько еще пилить до дома…»
Зачем его понесло в Среднекамск? Что хотел узнать, в чем убедиться? И так все было ясно. Сорвался куда-то, идиот…
Нет, в самом деле – зачем? Любопытство? Запоздалое злорадство в адрес отца и матери! Или… надежда на что-то необыкновенное? На что? Может, надеялся, что в слове «погиб» какая-то неясность и настоящий отец жив?.. Но если и так, что в жизни изменилось бы?
