евреи разговаривают с Господом. В иудаизме верующие могут обращаться к Нему напрямую. Так что, если Вера говорит с Богом, – это нормально. Вот если Бог говорит с Верой – это уже другое дело.
Я рассказываю о том, как моя дочь на качелях распевала стих из Книги Бытия, как заставила меня пойти в библиотеку за Посланием к Евреям, как упомянула об утопленном мною котенке, хотя я хранила эту историю в тайне. Дослушав меня, раввин спрашивает:
– Вера получала от Бога какие-нибудь пророчества? Какие-нибудь указания относительно того, как искоренить зло на Земле?
– Нет, ничего такого она ей не говорила.
– Она? – переспрашивает раввин после небольшой паузы.
– Да. Того, кто к ней является, Вера называет хранительницей.
– Я бы хотел поговорить с вашей дочкой.
Я оставляю их в молельном зале вдвоем. Через полчаса раввин Вайсман выходит ко мне в притвор.
– Маймонид, – говорит он так, будто мы не прерывали нашего разговора, – пытался объяснить, что представляет собой лик Господа. Это не обычное лицо, ведь Бог не человек. Это ощущение того, что Он здесь и все ведает. Как Он создал нас по Своему образу и подобию, так и мы создаем Его по нашему образу и подобию. Чтобы нам проще было думать о Нем. В Мидраше упоминается несколько случаев, когда Бог зримо явился людям: на Красном море Он принял обличье молодого воина, на горе Синай – обличье старого судьи. Почему не наоборот? Потому что при переходе через море людям был нужен герой. Старец бы не подошел. – Раввин поворачивается ко мне. – Впрочем, вы все это, наверное, и сами знаете.
– Нет. В первый раз слышу.
– Правда? – Равви Вайсман внимательно меня изучает. – Я попросил вашу дочь нарисовать того Бога, которого она видит.
Он протягивает мне изрисованный мелками листок. Я не ожидаю ничего удивительного, ведь Вера и раньше изображала свою хранительницу. Но на этот раз рисунок выглядит по-новому: женщина в белом сидит на стуле и держит на руках десять младенцев – черных, белых, красных и желтых. При всей схематичности изображения лицо этой матери чем-то похоже на мое.
– Вы хотите сказать, что Вера думает, будто Бог похож на меня? – наконец спрашиваю я.
– Я этого не говорю, – пожимает плечами равви Вайсман. – Но другие могут.
Видя дорогой итальянский костюм, аккуратно причесанные волосы и изысканные манеры доктора Грейди Де Врие, специалиста по детской шизофрении, трудно предположить, что бóльшую часть трехчасового сеанса он проведет на полу с Верой и лысой Барби. Однако, сидя у смотрового окна, я вижу, что именно так он и поступает. Наконец они с доктором Келлер выходят ко мне.
– Миссис Уайт, – говорит доктор Келлер, – доктор Де Врие хочет с вами поговорить.
Он садится напротив меня:
– С какой новости начать: с хорошей или с плохой?
– С хорошей.
– Рисперидон мы отменяем. Психоза у вашей дочери нет. Я больше двадцати лет изучал психотические расстройства у детей, писал
