общей массы, – а в скольких войнах ты участвовал?
Он явно не собирался острить. Никто и не засмеялся, даже не улыбнулся, кроме Игоря Деридуха, который улыбался всегда.
– Я? В этой жизни еще ни в одной, а в прошлых… в прошлых во многих… Самая памятная – Московский поход Наполеона…
– А! Значит маршал Мюрат – это был ты?! А я-то голову ломаю, кого мне этот Мюрат напоминает, – неожиданно развеселился Борька Татунц. Вернее, предпринял такую попытку. Довольно, впрочем, нервную.
– Нет, Боря, ты ошибаешься. Если бы я был Мюратом, я бы приложил все силы для того, чтобы уговорить императора остановиться в Витебске и не идти дальше – на Смоленск и Москву – и если бы мне это удалось, мы бы сейчас жили в совершенно другой стране и в другом мире. Но увы, я был простым понтером в инженерных частях генерала Эбле. Погиб при наведении мостов через Березину. Борисовский мост был сожжен и восстановить его не представлялось возможным. Пришлось наводить сразу два моста: один для пехоты, другой для конницы и артиллерии. Работали по пояс в воде, в которой уже плавали льдины… Из той сотни понтеров, которые принимали в этом участие, мало кто выжил. Зато остатки великой армии спаслись вместе с императором…En un mot, vive l’Empereur![4]
И действительно – виват: грянул звонок и класс, словно очнувшись от наваждения, забурлил, загалдел и рванул, не прощаясь, вон из военно-патриотического кабинета. Дисциплина мгновенно упала ниже нуля, устремляясь в беспредел анархии.
Подполковник Крапов, сидя за столом, изучал классный журнал, делая вид, будто происходящее его уже не касается, будто звонок отменил не только субординацию, воинский долг, педагогический такт, но и самую обыкновенную вежливость.
– Господа ученики! – встал в дверях понтер его величества, герой Березины Вальдемар де Брам Ла Фа Турофф. – Сейчас вы похожи не на будущих воинов, мужчин, защитников Отечества, а на сброд зеленых юнцов! Где ваше самолюбие? За что вы так себя не уважаете, ребята?
– Вов, кончай бузить, – попросили его дружелюбно и попытались нежно и ласково оттереть в сторону. – Покурить не успеем…
– Успеем, – не согласился бузотер. – Если не будем толпиться как бараны, обязательно успеем: и покурить, и выпить, и брехней обменяться.
Грант, командуй!
– Чего командовать?
– Ясно чего: строиться и с песней по жизни строевым на выход до ближайшей курилки. Вряд ли какой-нибудь другой класс додумался до нас до этого…
Последний довод попал в цель, в самое яблочко общеклассного тщеславия. Даже команды не потребовалось, хотя она и раздалась: Равняйсь! Смирно! Нале-во! Шагом марш! За-пе-вай!
И худшая, то бишь мужская половина 9-го «а», беспощадно топая по паркету и немилосердно фальшивя, с воплями и присвистом устремилась к ближайшей уборной. Она же – курилка. Пели они, если этот рев по воду и вопли по дрова можно было назвать пением, следующее произведение:
Наша Маша горько плачет,
Уронила
Словом, да здравствует император! (фр.).
