Уже, нырнув под тонкое больничное одеяло, вспомнила о них, подбежала к окну. Робея, взяла в руки. И… приложила к щеке.
От мягкой кожи исходил таинственный аромат бергамота и неизвестных благовоний. Вдохнув его несколько раз, Лика смущённо улыбнулась, торопливо вернула перчатки на место и побежала к своей узкой кровати. Бежала легко, на цыпочках, как танцовщица; и вдруг закружилась в порыве непонятного восторга, заплясала, запела что-то беззвучно… Как хорошо жить! Просто жить!
… За несколько кварталов от госпиталя святого Фомы владелец перчаток вздрогнул и прервал на полуслове начатую фразу. Выдержал паузу, прислушиваясь к своим ощущениям. Обвёл взглядом присутствующих.
– … Впрочем, господа, вопрос о новом наборе в Орден достоин более тщательного обсуждения; а время уже к полуночи. Я и без того вас нагрузил сверх меры. Приношу извинения и долее не задерживаю. До завтра, господа!
Дождался, когда последний из Младших магистров, самый пожилой и медлительный, несмотря на звание Младшего, покинет кабинет. Отхлебнул от забытой чашки холодного чая с бергамотом. Задумчиво покосился на курительницу, чуть тлеющую, но особо подобранным составом помогавшую выдохшимся к концу трудного дня магам освежать силы и приводить в порядок мысли.
Светлая…
Удивительная девушка. С незаурядными задатками менталиста. Вот только чьими?
Глава 4
Это были долгих три дня. Насыщенные чтением, разглядыванием картинок, рассказами монахини о жизни там, за госпитальными стенами… Скорый переезд во флигель для выздоравливающих промелькнул как-то незаметно. Да и какой там переезд! Всего и добра-то – одежда, что на ней, да больничная сорочка, да катехизис, подаренный сестрой Эмилией, да чужие перчатки, которые, к слову, пока не удавалось вернуть. Их владелец более не объявлялся; либо же приходил к профессору, но не смог или не счёл нужным заглянуть в больничный сад, где его общества – вернее, если уж откровенно – его мохнатого приятеля ждали с нетерпением.
В новой светлой комнате с двумя огромными (по сравнению с окошками скорбного корпуса), а главное – открывающимися по желанию окнами перчатки заняли почётное место на каминной полке. Да, здесь и впрямь был камин, небольшой, отапливающий в холода и эту, и соседнюю комнату; но сейчас, ввиду ранней и тёплой весны, он бездействовал. К немалому облегчению дежурных сестёр, присматривающих за Ликой. Будь ей хоть какое-то дело до них – она бы, возможно, даже огорчилась или расстроилась, заметив их кислые, вечно недовольные мины, на которых явственно читалось недоверие к пациентке. Ибо – наследие Бэдлама! Как это ей ещё разрешают пользоваться столовыми приборами? Да таким опасным особам они бы и вилки не доверили, не говоря о ноже. И какое счастье, что отопительный сезон традиционно завершился первого мая; иначе Бог весть, что могла бы натворить эта малахольная с живым огнём. Флигель-то рассчитан на нормальных выздоравливающих, да ещё со средствами, таких, кто в состоянии оплатить услуги сиделок и прислуги… На нормальных! Но Лике
